Женившись – не забудьте развестись (сборник)
Шрифт:
ОНА. Но он же писал…
ОН. Неужели еще не поняли? Ничего он вам не писал. Ни строчки…
Молчание.
ОНА (тихо). А кто же мне писал?
ОН. Я… А Василий, уважаемый, только адресок мне ваш передал.
ОНА. Как, то есть, передал?
ОН. Точнее, продал. Вместе с фотой вашей… Так что это я все три года слал вам письма.
Часть вторая
В антракте.
Гримерная актрисы. АКТРИСА и ГРИМЕРША.
ГРИМЕРША. Так все вас хвалят. Буквально все говорят: «Наконец-то вы играете свою роль».
АКТРИСА. То есть, что ничего, кроме этой идиотки, я играть не должна?
ГРИМЕРША. Правда, там был один критик – фамилия у него такая нерусская… Говорят, он швед. (Замолчала.)
АКТРИСА (не без ярости). Ну и что же швед?
ГРИМЕРША. Он говорит, что вам эту роль вообще играть нельзя. Что все равно никто не поверит, что вас все бросают… и что надо было взять какую-нибудь некрасивую, несчастную актрису. А вы, дескать, только притворяетесь.
АКТРИСА. Неужели эти шведы не могут понять, что ее надо играть красивой? Потому что когда бросают уродину – это, пардон, ежу понятно! Но когда никому не нужна добрая женщина… ну, скажем… с приятным лицом… когда рядом не находится ни одного стоящего мужчины, который оценил бы все это… то появляется страстное желание сделать то, что давно пора: взять всех этих мужиков и передушить их к чертовой бабушке!
ГРИМЕРША. И правильно!..
АКТРИСА (не слушая). Нет, надо стать феминисткой. Все стоящие западные бабы давно феминистки. Они чудно живут общественной жизнью! И находят в этом кайф! Но русской женщине – ей же любовь подавай. Хоть в каком виде. «Любила одного – жила с другим», по анекдоту. Мы без роковухи никак не можем! И вообще: скажи этому шведу, что они давно проиграли Полтавскую битву – и пусть заткнется!
Осторожный стук в дверь.
ГРИМЕРША. Автор.
АКТРИСА (громко). Не надо открывать автору. Он так влюблен в свое дефективное творение, что это… просто неприлично в его возрасте.
Стук громче.
И ему мало, что я играю эту дурищу: «Аэлита, уважаемая»… «Геранька»… Я еще обязана в антракте выслушивать, как я несовершенно это делаю.
Стук еще громче.
А может, автор придумал, наконец, другой финал пьесы? Может, ему что-то пришло в голову вместо этого сентиментального монолога?
Стук тотчас затихает.
А может, в конце мне попросту взять гитару и спеть вместо всех этих дурацких слов?
Тотчас возобновляется стук.
Застучал! (Орет.) Дятел!
ГРИМЕРША. Мне как-то неудобно говорить, выходит, что я сплетница… Но автор очень хвалил нашего режиссера за то, что не дал вам петь в спектакле. Он сказал: «Сил нет: все актеры поют без голосов».
АКТРИСА. Ничего: они пишут без таланта, а мы поем без голоса. И вообще, что тут плохого, если актриса любит петь. Я не люблю воровать, я не люблю унижаться перед главрежем (громко), как некоторые! Я не хочу урвать квартиру или звание вне очереди – я хочу петь. Что тут плохого?
Осторожный стук в дверь.
ГРИМЕРША. Он еще сказал – автор… что вы… простите, Нина Антоновна, это его слова… играете чуточку жалостливо.
АКТРИСА (грозно и громко). Недаром они у нас дружат с режиссером. Они – просто близнецы. Однояйцевые близнецы. (Громко.) Постарайтесь понять: людям приятно видеть на сцене грустное – про других.
Тогда им кажется, что у них у самих не все так плохо. (Почти кричит.) И вообще мне надоело играть эти современные пьесы!
Стук тотчас замолкает.
Боже, как я хотела сыграть леди Макбет. Все знали. И, конечно, не дали… Знаешь, я видела в Софии спектакль. Там актриса сидит в гримерной и учит роль леди Макбет… И, чтобы точнее представить себе состояние убийцы, – она воображает перед собой… (громко) автора и режиссера… И только тогда она берет со стола нож… (Сладострастно.) Идет к ним, воображаемым… Смотри, стук затих… И без жалости, с наслаждением бьет! (Показывает.) Вот так! Вот так!.. Вот так! А потом берет гитару – и поет, поет, поет всласть. (Берет гитару и поет.)
Стук в дверь и голос: «Третий звонок!» АКТРИСА встает и идет к выходу.
ГРИМЕРША (вслед). Ни пуха.
АКТРИСА. К черту! К черту! (Выходит на сцену.)
На сцене: ФЕДЯ и ОНА продолжают разговор.
ОНА. То есть как – продал? Что вы молчите?.. (Яростно.) Кто продал?! Что вы стоите как истукан?
ОН (с готовностью). А я сяду.
ОНА. Нет уж, не надо вам садиться.
ОН только вздыхает, неотрывно глядя на еду.
ОНА. Зачем вы это сделали?
ОН. Значится так, Аэлита Ивановна, уважаемая. Я, как бы сказать, – мечтатель.
ОНА. Аферист ты проклятый, а не мечтатель!
ОН. Только вы не плачьте, уважаемая. Я, может, неказистый, я отдаю себе отчет, я всегда говорю: «Ну и рожа у тебя, Сидоров, – Сидоров это моя фамилия, – кирпича просит». Но зато у меня есть другие качества.
ОНА (всхлипывая). Да провалитесь вы со своими качествами. Сначала один аферист, потом – другой. Ну что за дела!
ОН (не выдержал). А если я, Аэлита, уважаемая, кусочек сырку ухвачу?
ОНА. Не сметь ничего хватать. На место положите немедленно!
ОН. Как вам совесть подскажет… Я ведь – невезучий. (Пожирая глазами еду.) Я все свои деньги… что там заработал… Василию уважаемому за адресок ваш и фоту отдал… Да… Так что очутился я тут без копейки. А аппетит разгулялся… Думаю, дам с голодухи «упаковочку», умру в смысле. Глядь – на столбе объявление висит: «Пропал пудель» – и описание пуделька… «Кто найдет – получает четвертачок». Думаю – «годидзе». И давай за всеми собаками гоняться… Хоть какую принесу – ведь рубль за труды дадут? И что вы думаете: ни одной собаки не поймал. А три часа бегал! Только тяпнули меня шесть разов… Невезучий! Василий уважаемый, кстати, говорил, что вы тоже – невезучая.