Женщина без прошлого
Шрифт:
Вскоре с белого листа, слегка шевелясь от ворвавшегося в окна сквозняка, на Веню воззрилось глазастое, губастое и носастое чудовище с двусмысленной ухмылкой и кривым, надменно ухмылявшимся зубом.
— Вот она, красавица наша, — любовно оглядел свое творение дед. — Вкупе с заключением Чарского это дает нам верные доказательства.
Веня потрясенно покачал головой.
— Но это не Песоцкая! — ошеломленно пробормотал он. — Это певица Вика Шторм!
— Красотка! — ухмыльнулся дед, подкручивая пальцами кавалерийский ус. — В тамбовской банде была одна такая…
Маша
Точно
Особенно зубик похож. Теперь уж ей отвертеться будет затруднительно, с таким-то зубиком.
Пришла и оформила страховку. И паспорт предъявила. А потом машина на тот свет кувыркнулась.
Гурген
Которая джип приезжала ремонтировать? Нет, не она. Зубик не похож. Зубик я бы, честно говоря, заменил. Нестоящий зубик, между нами говоря, очень слабенький.
Кстати, а почему у нее нос отваливается и глаза перекосились? Плохо приклеено?
Никакой такой женщины без носа я не знаю. Зачем, слушай, мне эта женщина, когда у меня своя жена есть? Может, эта женщина даже харчо приготовить не может, даже не говоря про сациви. Хотя красивая женщина, не спорю. Если нос ей получше прикрутить.
Слушай, зачем так говоришь? Зачем милиция зовешь, свидетелей?
Зачем бьешь больно, когда я сам все расскажу…
Ой, кровь идет…
Да нет, я говорю, сходство полное, особенно в области шеи и двойного подбородка. Прямо в глаза бросается.
Помню, приехала она, я ей все объяснил.
Она говорит: «Да точно ли?» — «Именно так», — отвечаю.
«А заметно будет?» — спрашивает. «Если на асфальте, тогда заметно будет, потому что большая лужа тормозухи натечет. А если машина на траве стоит, тогда никто и не углядит».
«Очень интересно, — отвечает, — в смысле познавательности и углубленных познаний в автотехнике. Буду теперь всегда стремиться и опасаться. Чтобы и впредь».
Поставил я ей новые шланги, а старые обратно вручил. Видите, говорю, дырочка? Очень опасная дырочка. Я вас практически спас. Буквально с того света вытащил. И благодарить меня не надо, этого по моей удвоенной скромности совсем не требуется.
Однако очень уж она тогда спасибкалась, даже неудобно стало. Человеку жизнь сохранил — пустяки какие-то! — а так благодарят.
Уехала. Я потом мимо гаишной стоянки проходил. Гляжу — знакомый «джип». Всмятку, вдребезги, обгорелый!
Жалко дамочку стало, не до конца я ее уберег, стало быть. Даже немного грустно внутри сделалось. Опять же дамочка была такая внешне приятная… Ну совсем как на вашем портрете, только с носом.
ГЛАВА 18
Мила Песоцкая
Вы с ума сошли! Сдвинулись? Крышей поехали? Тронулись?
Я-то тут при чем?
Что, это мой портрет? Вот это? Вы действительно считаете, что эта кусочно-крапчатая уродка, выползыш из отделения челюстно-лицевой хирургии, и я — одно лицо?
Ну и что, что свидетели…
Ну да, это я оформляла на нее страховку. Ну и что? Она сама меня попросила. Очень уж Лиля непрактичная была. Робкая. Все боялась ошибиться, что-то напутать.
«Сходи, — умоляла, — Милочка, а то я опять напортачу, да так, что в случае моей обязательной кончины ничего моему семейству не достанется. Уж удружи!»
Удружила, сходила, оформила — а теперь на меня вон какую напраслину возводят. Вон в чем обвиняют! В кончине лучшей подруги, которую я холила и лелеяла, без которой существования своего не мыслила. Что же это, граждане законопослушные, происходит! Хоть караул кричи.
Ну да, ездила я в сервис на ее драндулете. Опять же исключительно по ее персональной просьбе — очень уж Лилечка всяких автомастеров боялась, даже больше, чем собственного мужа.
«Съезди, Милочка, — просила, — уж удружи. А не то меня непременно обманут. Или уже использованную деталь поставят, или отработанного масла в картер зальют, а я и сказать постесняюсь».
Что не сделаешь ради подруги! Мы ведь с ней с первого класса дружим… Нет, со второго. Если бы не эта язва ходячая, Вика Садильникова, которая сейчас на экране ноги задирает, Лиля, может, и сейчас была бы жива.
Какая связь? Обыкновенная. Эта выдра год назад в нашем городе проездом была со своим оленеводом, я это точно знаю. И сдается мне, уговорились они встретиться втайне от меня, поболтать, вспомнить годы быстротечной юности. И наверное, встретились. И наверное, поговорили. Ну и, наверное, выпили, а проще сказать, наклюкались. И, находясь под парами алкоголя, Лиля села за руль, хотя я всегда категорически запрещала ей это делать. Прямым текстом говорила: «Лилечка, выпивши ложись спать, а за руль я сама сяду». Мне-то пары алкоголя только зрение до крайности обостряют.
Не послушалась она меня, села-таки. Наверное, сначала даже отказывалась пить, наверное, отговаривалась: мол, за рулем я, мол, ехать мне надобно, семья на даче ждет, без шашлыка голодает. А стервь термоядерная, Садильникова эта, в коварстве своей отвергнутой дружбы все настаивала, все напирала на нее. Наверное, подливала в стакан, твердила: мол, плюнь да разотри, какая ерунда, всего-то полрюмки. А потом еще полрюмки, и еще, и еще…
И вот вышла Лиля на нетвердых ногах из кафе или где там они встречались, на прощание почеломкалась с этой медузой горгоной и не проехала еще и пятидесяти километров, как…
Все и произошло.
Извилистая дорога, алкоголь, слепящее солнце в лобовое стекло… Резкое движение руля, встречные, поперечные, елки вдоль дороги, крутая обочина…
Хлестанье веток по стеклу. Запах бензина. Дрыжок мотора — и тишина. Ватная, уши закупоривающая тишина. А потом — взрыв.
Грустно все это, печально, если так подумать…
А все эта сволочь Садильникова подстроила! Дрянь, змея подколодная, гадюка выползковая. Дура.
Кукушкина