Женщина из прошлого
Шрифт:
– Что-то вы рано, – покачал головой представитель, оглядываясь на коллег, таскавших из помещения на улицу железный хлам, – регистрация через два часа будет.
– Я подожду, – сообщил он и тут увидел Дарью; сердце его заколотилось, как дизель, – помогу вам!
Николаев не мог ничего поделать с мальчишеским возбуждением, которое охватило его. Ему хотелось совершать подвиги, рисоваться.
– Уверены? – представитель засомневался. – Жарко и пыль.
– Ничего страшного! – Николаев сиял. – Что надо делать?
Через пару минут после обмена рукопожатиями с Фадеевым и Антоновым он, засучив рукава и покраснев от
Ну что он нашел в этом хрупком создании, которое притягивает его к себе с упорством магнита?! Внешне она не может сравниться ни с одной из его бывших подруг – актрисами, моделями и просто красавицами, на которых на улице оборачивались все без исключения. Кирилл с удовольствием вспомнил, какой шок испытывали прохожие, когда он выгуливал по центру Москвы своих спутниц. Мало того, что сам узнаваемый персонаж, красавец-мужчина, так еще и девица рядом такая, словно только что с подиума спустилась.
А Дашка? Маленькая, почти незаметная, похожая на подростка. Фигура отсутствует. Только огромные карие глаза выдают огромную силу. Или, может быть, страсть? Словно в ней маяк. И потому взгляд у нее горящий, живой, а не томно-скучающий, как у большинства его бывших подруг.
Николаев не удержался – снова тайком посмотрел на Дашу. Да когда же прекратится эта невозможная пытка, от которой его бросает то в холод, то в жар?! Надо было дожить до тридцати пяти лет, приобрести славу циника и сердцееда, чтобы не уметь в результате справиться с самым банальным в мире наваждением – желанием к женщине. Он дал себе слово больше не смотреть в ее сторону и даже не думать о ней.
Скоро уборка в ангаре была закончена, сотрудники разбрелись по рабочим местам, которые сами же и соорудили из подручных средств – коробок и оргстекла, а Кирилл отошел в сторонку, чтобы им не мешать. Он чувствовал каждую мышцу своего тела, как после тренажерного зала. Зверски хотелось есть. Бутерброды, которыми их накормили бортпроводницы после работы, пропали в организме бесследно. Черт возьми, откуда в нем вдруг такой аппетит? Последние полгода из-за навалившейся депрессии на почве неудач со сценарием, ему вообще не хотелось есть. С трудом, иногда с чувством отвращения, заставлял он себя сесть за стол. А сегодня, наверное, перетрудился. Или, может, это назойливое влечение к Морозовой разбудило все желания сразу.
Не в состоянии больше стоять на уставших ногах, Кирилл перевернул на бок свой Louis Vuitton и уселся на него самым варварским образом. Может, и не очень эстетично, зато удобно. Сколько можно заботиться о том, как ты выглядишь, что подумает публика? Иногда хочется вести себя так, как нравится, а не так, будто каждую секунду на тебя направлены объективы кинокамер.
Николаев устроился на чемодане удобнее и, прислонившись спиной к стене, закрыл глаза. Раньше он думал, что ничего более изматывающего, чем профессия актера, не существует. Съемочный день длился официально двенадцать часов, а фактически растягивался на пятнадцать как минимум. Особенно измучил его нескончаемый милицейский сериал, в котором он играл роль следователя Василия Панова. Фильм показывали на Первом канале, в прайм-тайм, рейтинг был сказочно-высоким, и довольные успехом продюсеры даже слышать не хотели о том, чтобы поставить в проекте точку. А без главного героя в исполнении Николаева ни в одной серии было не обойтись. И Кирилл, стиснув зубы, борясь с отвращением, шел на работу.
Конечно, гонорары были хорошие – следующие пару лет он мог вообще не сниматься, работал бы над собственным фильмом, – но не только же в деньгах счастье! Счастье – это когда ты работаешь с удовольствием и испытываешь от результата восторг. Поначалу все так и было: сюжет захватывал, каждая новая серия игралась на одном дыхании. А потом сценаристы устали, режиссеры выдохлись. Серии стали скучными, истории – глупыми. Только рейтинг фантастическим образом не падал. Люди продолжали смотреть. Кирилл иногда просто поражался своему зрителю – актеры уже еле ползают, сценаристы откровенно халтурят, а он все сидит, воткнувшись носом в телевизор, и ждет чего-то от фильма.
Вслух, тем более на площадке, говорить об этом было нельзя – запишут в еретики и, чего доброго, сожгут на костре ненависти и интриг: всем хочется продолжать зарабатывать деньги. Но Кирилл уже просто мечтал о том, чтобы в карьере Василия Панова сценаристы поставили жирную точку и с миром его отпустили.
Хотя, если оглядеться, кому и что в этой жизни дается даром? Людям в авиации – бортпроводникам, летчикам, представителям – как он успел убедиться, ничуть не легче. Помимо физического труда, иногда в самых неподходящих условиях – как, например, в Утапао – есть еще постоянное моральное напряжение: каждый чувствует свою ответственность за жизни людей. Одно дело снять плохой фильм – ну, потеряешь деньги, может быть, репутацию и совершенно другое – допустить ошибку в авиации. О фильме через пару лет забудут, а погибших уже не вернешь.
Кирилл поежился, вспомнив катастрофы последних лет. Излишняя самоуверенность. Недостаток ответственности. Даже такие качества, вполне безобидные для других сфер человеческой жизни, когда речь идет о небе, становятся смертельными. Трудно работать и все время об этом помнить.
– Вот, я вам, как обещал, автобиографию написал!
Кирилл открыл глаза и увидел перед собой улыбающегося Антонова. В летной форме он выглядел воплощением надежности и мужественности. С таким пилотом в кабине не страшно лететь даже в кругосветное путешествие. Кирилл с улыбкой принял исписанные убористым подчерком листы.
– Спасибо! – Он встал и пожал Андрею руку. – Очень вовремя! Пока ждем вылета, успею прочесть.
– Успехов! – пожелал тот.
Кирилл удобнее устроился на своем чемодане и нетерпеливо начал читать. Хоть какая-то польза от этой поездки в Таиланд! Если попадется что-нибудь интересное, можно включить в сценарий, а Антонова, как он и планировал, взять в консультанты.
С первых же бесхитростных строчек Андрея Кирилл с удивлением начал узнавать в пилоте себя. Та же юношеская страсть к небу, одержимость. И причины похожие: неустроенность в семье и желание уйти от реальности. Только Кириллу было легче в бытовом смысле – он городской. А Андрей с мальчишества испытал на себе все тяготы жизни в глухой сибирской деревне.