Женщина-кошка
Шрифт:
– Лорел! – закричала Кошка.
Лорел почувствовала, как пол уходит из-под ее ног. Охваченная ужасом, она замахала руками, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, но руки ее хватали лишь пустоту.
Кошка бросилась было к ней, но, увы, опоздала. Лорел как стояла, так и провалилась спиной во тьму, и камнем падала вниз, навстречу смерти.
Шмякнувшись об асфальт, владелица и новый исполнительный директор компании «Хедар Бьюти» разлетелась на мелкие кусочки, словно мраморная статуя.
Пейшенс
Что-то зашуршало за спиной Пейшенс. Она обернулась и увидела Лоуна.
– По крайней мере теперь они узнают правду, – сказала Кошка. «Даже если за это пришлось заплатить такую ужасную цену», – мысленно добавила она, подходя к нему.
– Я все видел, – сказал Лоун. – Ты сделала все, чтобы спасти ее.
На губах Кошки затрепетала улыбка.
– Тебя это удивляет?
– Нет, – ответил он. – Нисколько.
Пейшенс заглянула ему в глаза и увидела там все ту же теплоту, которую она разглядела в самую первую их встречу, в тот поистине удивительный день, когда он спас ее от смерти и когда началась для нее новая жизнь.
– Знаешь, – медленно сказал Лоун, – если завтра утром Пейшенс снова окажется в своей камере, будет очень нелегко доказать, что именно она и была эта таинственная Женщина-Кошка.
– Я же говорила, – ответила Кошка, – я везучая.
– Нет, – поправил ее Лоун, улыбаясь, – ты говорила, что Пейшенс везучая.
– Точно.
Кошка поцеловала Лоуна, и в этом поцелуе слились воедино животная страсть Кошки и любовь Пейшенс. Этим поцелуем открывалась перед ними новая и счастливая жизнь.
Оторвавшись наконец от Лоуна, Кошка скользнула в темноту и пропала.
Лоун, улыбаясь, смотрел ей вслед.
Эпилог
Пейшенс прохаживалась по картинной галерее, изумляясь сама себе: и в самом деле, как многого успела она добиться! Среди работ молодых и ранее неизвестных художников, выставленных в этой престижной галерее, висели и ее картины! Она остановилась перед одной из них и принялась с гордостью рассматривать ее.
Погруженная в свои мысли, она не замечала человека, стоящего у нее за спиной.
– Эту художницу я заметил уже давно, – прозвучал вдруг мужской голос, – задолго до того, как она стала знаменитой.
Пейшенс обернулась и увидела Лоуна. Она улыбнулась. Тут же откуда-то из толпы вывернулась Салли с двумя коктейлями в руках.
– Лучшее место в городе, – сказала она. – Все по первому классу. Я тут должна кой за чем присмотреть. Я ушла.
Лоун поблагодарил ее за коктейль, и только она отошла, передал стакан какому-то гостю выставки: полицейский всегда на службе.
Освободившись от коктейля, Том снова повернулся к Пейшенс; в глубине его глаз сверкали искорки гордости за Пейшенс и одновременно обиды.
– Поздравляю, Пейшенс. Я очень рад за тебя.
– Спасибо, – отозвалась девушка. – Твои слова много значат для меня. – Она догадывалась о той боли, которую она причинила этому полицейскому, этому по-настоящему хорошему парню.
– Ты меня прости... – начала было она, но Лоун перебил.
– Я прекрасно знаю, о чем ты думаешь. Что у нас никогда не могло получиться. Что мы слишком разные люди.
Пейшенс в первые секунды не знала, что сказать. Ведь еще совсем недавно она была застенчивой, неуверенной в себе девушкой, и будущее ее было неопределенным, словно она мчалась куда-то на полных парах, а куда, кто знает? Теперь же исполнилась ее тайная мечта: она признанный художник, ее работы висят в одной из самых авторитетных галерей города.
– Я не говорила слова «никогда», Том, – наконец ответила она. – Но я только теперь поняла, кто я такая, то есть что я из себя представляю, и я не знаю, смогу ли я остаться ею, то есть такой вот с тобой. Или, если уж быть до конца честной, я не уверена, смогу ли даже попытаться.
Лоун понимающе кивнул, но до него не сразу дошел истинный смысл ее слов.
Они заглянули друг другу в глаза. Оба понимали, что им хотелось бы, очень хотелось бы, чтобы все было иначе. Наконец Лоун улыбнулся и взял Пейшенс за руку.
– Если передумаешь, ты знаешь, где меня найти.
Потом он лукаво, шутливо и мягко коснулся сверкающего бриллианта у нее в ухе, наклонился, чтобы поцеловать ее, и в поцелуе его было столько же нежности, сколько и горечи.
Подмигнув Пейшенс, Лоун снова улыбнулся.
– Смотри, не делай ничего такого, чего бы не стал делать я, – добавил он.
Он повернулся и зашагал прочь – из галереи и, очень возможно, из жизни Пейшенс. Она задумчиво и с какой-то тоской смотрела ему вслед.
Но тут подвернулся какой-то хлыщ, явно сноб, каких много крутится в мире искусства и вокруг него.
– В ваших работах столько энергии, какой-то нечеловеческой, я бы сказал звериной, животной силы! – с апломбом заявил этот знаток и любитель искусства. – Энергичный мазок, уверенность колорита, оригинальная палитра! Вас ждет большое будущее!
– Спасибо, – снисходительно улыбнулась Пейшенс. – Мне кажется, в ваших словах есть доля правды.
И она пошла сквозь толпу, и то, как мягко, по-кошачьи она обходила людей, говорило: о да, эта женщина знает себе цену.