Женщина-кошка
Шрифт:
– Баллистическая экспертиза показала, что оба были убиты из одного пистолета, – устало твердил свое Лоун, – и именно этот пистолет был у тебя в руке!
– В лапе Кошки, – поправила его Пейшенс.
– Какая разница?
– Вот именно, какая разница – голос Пейшенс был тверд и холоден как сталь. – Все равно ты ведь уверен, что мы обе виновны.
Лоун потер глаза. Они уже об этом говорили, и не раз, и он сам давно устал выслушивать и повторять одно и то же.
– Неужели ты не понимаешь? Все улики, буквально все указывают на тебя!
– Кроме меня самой, – тихо сказала Пейшенс. – Мог бы хоть капельку верить мне.
Она заглянула ему в глаза, но они были пусты, словно окна под ставнями. Пейшенс почувствовала, как по щеке пробежала горячая слезинка. Она вытерла ее.
– Ты помнишь, как впервые меня увидел? Хорошо помнишь?
– Да, – задумчиво произнес Лоун.
Пейшенс снова попыталась заглянуть ему в глаза.
– И что ты видел?
– Девчонку, которая пыталась спасти какую-то кошку, – он говорил с трудом, у него было такое чувство, будто чья-то когтистая лапа рвет его сердце на части.
Пейшенс покачала головой.
– Нет, – сказала она, – вовсе не это. Ты видел Сумасшедшую, которая собиралась прыгнуть с карниза. Ведь все, буквально все говорило тебе об этом! – Она потянулась к нему. – Мне нужно, понимаешь, нужно, чтобы ты поверил мне, Том.
Лоун почувствовал, что у него комок застрял в горле. Он не знал, что сказать в ответ. Он хотел ей верить, он хотел этого больше всего на свете, но как? Он не знал, все казалось ему бессмысленным, нелепым, каким-то невероятным абсурдом: у него было такое чувство, что ему просто снится какой- то чудовищный кошмарный сон.
– Как я могу тебе верить, если даже не знаю, кто ты такая на самом деле?
Это был уже удар ниже пояса. У нее даже захватило дыхание.
– Я – та же самая девушка, с которой у тебя вчера было свидание, – угрюмо сказала она.
Казалось, больше говорить было не о чем. Лоун подошел к двери и постучал. Надзиратель щелкнул замком и выпустил его из камеры.
– Отведи ее обратно, – распорядился Лоун.
Он ушел, и Пейшенс показалось, будто она осталась совсем одна на всем белом свете.
Когда надзиратель вел Пейшенс по коридорам тюрьмы к камере, по щекам ее все еще текли слезы. Но с каждым шагом печаль, смешанная пополам со страхом, казалось, превращалась в холодную и жесткую злость. Надзиратель втолкнул ее внутрь камеры – глаза ее так и полыхнули угрозой.
– Будь хорошей киской, – оскалился надзиратель.
Пальцы Пейшенс до боли крепко вцепились в прутья решетки; она яростно и угрожающе зашипела.
Надзиратель счел благоразумным поскорее удалиться.
Буря аплодисментов встретила Лорел Хедар, когда она, одетая в строгое черное платье, ступила на подиум. Толпа репортеров теснилась вокруг нее: все они страстно желали не пропустить ни словечка из того, что скажет безутешная вдова Хедара.
– Мой муж мечтал о мире, в котором каждая женщина может стать красивой, такой красивой, какой она пожелает, – сказала она в зал мягким, вкрадчивым голосом. – Всю свою жизнь он посвятил этой мечте. В качестве нового исполнительного директора предприятия я намерена претворить эту мечту в жизнь: завтра начинается производство новой очереди «Болайна»!
Молниями засверкали фотовспышки, потянулись руки – всякий желал получить ответ на свой вопрос. Лорел улыбалась, и улыбка ее была поистине ослепительной.
Остановить ее могло теперь разве что чудо.
Кошка, Женщина-Кошка сидела на корточках в углу своей камеры, плотно обхватив руками колени, и не двигалась, когда по тюрьме разнеслись протяжные крики и эхо запрыгало от стенки к стенке.
– Отбой, – сказал надзиратель, и камера погрузилась в темноту. В крохотное окошко светила бледная, холодная луна, и свет ее падал на пол.
Вдруг мимо окна прошла какая-то тень. И Пейшенс не было нужды поднимать голову – она и так знала, кто это.
– А-а, это ты, Миднайт, наконец-то, ну здравствуй, миленькая, – сказала Пейшенс, и только потом медленно подняла голову. Лунный свет отражался в ее глазах, и от этого они были похожи на твердые кусочки обсидиана.
Миднайт проскользнула сквозь прутья решетки и легко спрыгнула на пол. Пейшенс наклонилась вперед, руки ее безвольно упали на пол, но тотчас окрепли; она стояла на четвереньках нос к носу с Миднайт.
– Маленькая моя, как я люблю тебя, – мурлыкала Кошка, нет, Женщина-Кошка, – а что ж ты ключ-то не принесла, вот Лесой обязательно принесла бы ключ.
Протянув руку, Пейшенс лениво гладила лоснящуюся шерстку священного животного из рода Мау, а сама не могла оторвать глаз от решетки, сквозь которую Миднайт только что проскользнула. Вдруг рука Пейшенс застыла. Голова повернулась, она посмотрела на прутья решетки, отделяющей ее камеру от коридора.
– Беру свои слова назад, – вдруг сказала она, поднимаясь, по-кошачьи потягиваясь и направляясь туда. – Пожалуй, ты не так уж и не права. – И Пейшенс потерлась о прутья.
Облизав ладонь, она просунула руку сквозь решетку. Потом выгнула спину и повернула голову так, что невозможно было себе представить, что человеческая голова способна повернуться под таким углом – и протиснула ее между прутьев. Это была уже не Кошка, это была сущая змея, так легко и естественно тело ее, сокращая и распуская мышцы, постепенно выскальзывало между железных прутьев наружу. И вот она уже не в камере – поистине, только призрак способен на такое!
Оказавшись снаружи, Пейшенс снова потянулась и бросила взгляд на Миднайт.