Женщина-кошка
Шрифт:
Но опять же не тут-то было! Кошка подпрыгнула, поймала еще один свисающий с потолка электрический кабель, повисла на нем, он оборвался, и Кошка, не выпуская его из рук, полетела вниз. Полицейские, размахивая пистолетами, толпой бросились к ней; она же вскочила на ноги и отпрянула к стене. Быстро оглядевшись, преступница заметила совсем близко щиток аварийной автоматики. «Сейчас я вас слегка побрею», – подумала она злорадно.
– Ну-ка, поднимите руку, кто знает, – вежливым тоном училки в школе обратилась она к обступившим ее полицейским, – кто лучше всех видит в темноте? – она подняла
Ослепительно вспыхнуло, посыпался водопад искр, и все здание театра погрузилось в кромешную тьму. Из партера послышались визги перепуганных дам и сердитые мужские голоса. Началась паника. Темнота была – хоть глаз выколи.
А для кошки – в самый раз.
– Катастрофа! – Хедар орал в телефонную трубку и одновременно рылся в бумагах и папках своего письменного стола. – Полная катастрофа! – Он болезненно поморщился. Глубокие царапины на щеке больно щипало и жгло под бинтами – он успел-таки где-то перебинтовать себе голову. – Как ей удалось узнать? Кто она вообще такая и откуда... – голос его замер, последние слова застряли в глотке: он поднял голову и увидел стоящую в дверях Лорел. Хедар прищурил глаза и бросил трубку на аппарат.
– Что это ты так испугался, милый? – спокойным голосом спросила Лорел. – Ведь это всего лишь я. Чего тебе бояться?
– Ты ничего не понимаешь! – завопил Хедар. – Мы на краю гибели! А ты – «чего бояться»!
Глаза Лорел сверкали в полумраке и были холодны как лед.
– Ты меня не понял, дорогой, – медленно сказала она, приближаясь к нему. – Я хотела сказать, брось предаваться самобичеванию, уймись, прекрати бегать за девчонками, которые тебе в дочки годятся, и Бога ради, Джордж, – добавила она сквозь стиснутые зубы, – хоть раз в своей несчастной жизни будь... мужчиной.
Хедар отвесил ей такую оплеуху, что едва ли даже и крепкий мужчина устоял бы на ногах – отвесил и закричал не своим голосом – но не от гнева, а от внезапной, пронизавшей его руку острой боли: ему показалось, что кулак его изо всех сил врезался в каменную статую. Выпучив глаза, он уставился на жену. Она же и с места не сдвинулась.
И выражение лица ее было таким же твердым, как и само лицо.
Глава восьмая
Пейшенс стояла посередине своей квартиры, держа в руках два платья. Одно было очень такое скромненькое, другое посмелее, а если откровенно, то можно сказать, даже вызывающее.
– Что же надеть? – неуверенно спросила она.
Салли покачала головой.
– Не знаю. Куда ты хочешь с ним пойти, в церковь или на танцы?
Пейшенс расстроенно отбросила оба платья.
– В голове у меня сегодня такая кутерьма, что... – она вздохнула.
– Послушай, у меня тоже кутерьма, ну и что? Подумаешь...
Пейшенс улыбнулась подруге. «Что бы там ты ни говорила, моя кутерьма с твоей не сравнится», – подумала она.
– А если ему не понравится...
– Он не должен быть слишком разборчивым, Пейшенс, – мягко перебила ее Салли. – Если ты ему нравишься, то ты ему нравишься, какая ты есть. Если любишь – значит понимаешь, со всеми проблемами и недостатками.
Пейшенс опять глубоко вздохнула. Знала бы Салли...
Пейшенс сидела в кабинке японского ресторанчика, прижав лоб к стеклу аквариума. В нем разноцветным ярким калейдоскопом мелькали забавные тропические рыбки, маленькие такие и шустрые. Те же, что покрупнее, не давали себе труда суетиться, как мелюзга, а важно замерли на месте, лениво шевеля хвостами и плавниками. Пейшенс облизала губы.
– Красиво, – раздался голос за ее спиной.
Она обернулась и увидела Лоуна. Залившись румянцем, она встала, вышла из кабинки и расправила платье. После того разговора с Салли верная подруга просто взяла ее за руку и повела в магазин. Выбирали долго, но, наконец, остановились на платье, которое было в меру скромным, но вместе с тем делало ее достаточно соблазнительной. Теперь у Пейшенс сердце замерло от удовольствия: похоже, Лоуну платье понравилось.
– Спасибо, – сказала она, опустив глаза.
– Тебе тоже спасибо, – улыбнулся Лоун. – Правда, я имел в виду рыбок.
Они уселись, сделали заказ. Пейшенс поймала себя на том, что смотрит на фонарик, висящий над столом. Его бахрома смущала ее: она как-то так шевелилась, что ей не терпелось потрогать ее рукой, поиграть с ней, но было далековато, и она никак не решалась.
– Бумажная работа, – донеслось до ее сознания: Лоун что-то ей рассказывал, разливая сакэ по чашкам.
Пейшенс заставила себя включиться в разговор. Лоун, кажется, объяснял, почему он опоздал.
– Представляешь, горы, буквально горы бумажек... Даже если поймал преступника, писанины невпроворот, ну а уж если он от тебя удрал...
Пейшенс с трудом оторвала взгляд от тревожно шевелящейся бахромы.
– А много от тебя удирали? Расскажи про кого-нибудь.
Лоун на мгновение отвел глаза, и Пейшенс получила наконец возможность слегка шлепнуть ладонью по фонарю. Ну просто никак не могла удержаться,– Все, больше не буду, – скомандовала она себе, пряча руку.
Лоун удивленно уставился на качающийся фонарик.
– Это была Кошка... Женщина-Кошка, – наконец сказал он задумчиво, не отрывая взгляда от фонарика. – Слышала когда-нибудь?
Пейшенс кивнула, просто кивнула, ей было страшно говорить, страшно вступать в этот разговор, она не доверяла себе, боялась себя выдать. Но Лоун молчал – похоже, он ждал, что она скажет.
– Да, – наконец выдавила она из себя, – она еще ходит с хлыстом что ли или с плеткой.
Лоун помотал головой и поерзал на стуле, будто ему было неудобно сидеть.
– Один раз я был с ней так близко, что... она поцеловала меня.
– Правда? – Пейшенс изо всех своих силенок старалась, чтобы голос ее звучал спокойно, но в том, каким доверительным тоном Лоун рассказывал ей про нее же, было что-то приятно волнующее. Кроме того, было тут кое-что еще. «Неужели я ревную? Да разве это возможно?»