Женщина-кошка
Шрифт:
Причем почерк и здесь, и там был странно похожим...
Ощущая какую-то неясную тревогу, Лоун поднялся и направился в лабораторию. Через несколько минут специалист-графолог уже изучал оба образца, увеличив их на большом белом экране.
– Ну что скажешь? Один человек писал? – спросил Лоун, пытаясь подавить сосущий под ложечкой страх.
– Сходство, несомненно, есть, – ответил графолог. – Форма буквы «с», завитушка на конце буквы «е». Но в одном случае, – он ткнул в копию слова на стаканчике, – вот смотри, каждая буква здесь написана отдельно, а это говорит о чувстве одиночества, которое испытывает писавший.
– Значит, писали совершенно разные люди? – с облегчением вздохнул Лоун.
Графолог только пожал плечами.
– Очень даже разные. Вообще, между нами, графология не относится к разряду точных наук. Но представь этих двух женщин рядом, а? Хотел бы я на это посмотреть. Очень любопытно.
Он выключил проектор и стал собирать какие-то бумажки.
– Что делаешь в выходные, Том?
– Не знаю. Еще думаю, – усмехнулся Лоун.
– Может, и мне дашь что-нибудь выиграть? – улыбаясь, спросил Лоун, когда карнавальный зазывала вручил Пейшенс очередную куклу. На выходные Лоун пригласил Пейшенс на благотворительную ярмарку, которая устраивалась для поддержки фонда помощи детям бедняков, живущих в окрестностях. Некоторые из ребятишек были тут же и с восхищением наблюдали, как Пейшенс выигрывает один приз за другим. – Где ты так научилась?
Пейшенс только улыбалась в ответ.
– Сама не знаю! Вообще-то я в первый раз! И вообще я не такая в жизни!
– А какая ты? – Лоун вздернул брови.
– Неудачница. Я привыкла проигрывать.
Лоун протянул ей еще один шар.
– Можно задать тебе один вопрос?
– Где я делала прическу?
– Нет. Впрочем, мне она нравится. – Лоун помолчал. – Вот ты работала в фирме Хедара. Не знаешь кого-нибудь, у кого был зуб на него... на него или на фирму вообще?
Вопрос застал ее врасплох. Девушка послала шар в пирамиду деревянных бутылок – и промазала!
– Джордж Хедар... честное слово, не знаю, что и сказать... но ничего хорошего сказать про него не могу... – осторожно ответила она.
– Прошлой ночью у него на фабрике произошло убийство.
Следующий шар полетел так свободно и прихотливо, что чуть не сбил с ног распорядителя.
– Ой, простите пожалуйста! – извинилась Пейшенс, и только потом повернулась к Лоуну. – Врагов у него хватало. Например, я, он выгнал меня с работы.
– Я слышал.
Пейшенс удивленно вскинула брови, но тут же кокетливо заморгала ресницами, как бабочка крыльями.
– Вы и меня подозреваете, господин полицейский?
Теперь была очередь Лоуна. Он сгруппировался и упруго послал свой шар. С радостным грохотом все кегли повалились, как одна.
– Нет, – мягко ответил он на ее игривый вопрос.
Перепробовав все игры, Пейшенс и Лоун залезли в чертово колесо. Дребезжащая кабинка, в которую они едва втиснулись, тесно прижавшись друг к другу, ходила ходуном.
– Смотри, – сказал Лоун, когда они поднялись в воздух, – как все хорошо видно сверху... улицы, дома... – но тут колесо заскрипело, застонало – и остановилось. – Опс! – усмехнулся Лоун. – Застряли! Придется немного поскучать.
Пейшенс еще плотней прижалась к нему.
– А мы разве куда-то торопимся? И мне вовсе не скучно...
Лоун повернулся к ней, и Пейшенс вдруг осознала, как близко их лица друг к другу. Как близко их глаза, как близко губы. Лоун наклонился...
И как раз в этот момент, будь он неладен, этот момент, колесо нежданно-негаданно резко дернулось. Кабинки зашатались так, что непонятно вообще, почему они не поотрывались и не попадали вниз от такого толчка. Пейшенс от страха и неожиданности вцепилась в Лоуна. Из толпы зевак внизу послышался крик.
Лоун посмотрел вниз и увидел перепуганного насмерть рабочего, обслуживающего аттракцион. Рабочий безуспешно боролся с аварийными тормозами, но видно было, что у него ничего не получается. И еще Лоуну хорошо было видно, что в самом механизме что-то неладное с одной из шестерен. Она с треском выходила из зацепления, потом снова цеплялась за остальные шестеренки, и при этом чертово колесо резко дергалось и люди поистине только чудом не сыпались из своих болтающихся в воздухе кабинок. От электромотора потянулся вверх зловещий черный дымок.
– Эй, – закричал Лоун. – Смотри шестерни! Шестерни смотри!
Бесполезно, из-за общего шума рабочий не слышал его. Лоун увидел, что чертова шестеренка вот-вот выскочит совсем. А если это случится, колесо потеряет управление и пойдет вразнос.
Чертово колесо – вот уж поистине чертово! – снова зловеще заскрипело и дернулось с такой силой, что было непонятно, почему кабинки продолжают болтаться, донося до публики визги своих пассажиров. Лоун сам чуть не вывалился – лишь Пейшенс, вцепившись в него изо всех своих силенок, удержала его на сиденьи.
– Держись крепче! – крикнул Лоун. Быстро оценив ситуацию, он осторожно выбрался из кабинки на поддерживающий ее железный брус. Цепляясь за ребра жесткости, он стал спускаться туда, где угрожающе потрескивали шестеренки.
Вдруг с другой стороны колеса раздался ужасающий вопль, который заставил Пейшенс обернуться и сжаться в комок. В кабинке с противоположной стороны плакал – нет, не плакал, а именно вопил от страха маленький мальчик, который сидел там совершенно один. Мать его смотрела на него снизу и тоже кричала – видно было, что она в отчаянии.
У Пейшенс перехватило дыхание.
– Мальчик, мальчик, подожди, не плачь, я сейчас! – прошептала она.
Колесо снова дернулось, еще более резко, чем раньше, и мальчик с пронзительным криком вывалился из кабинки. Он успел ухватиться за перила и повис, отчаянно болтая ногами в воздухе.
Инстинктивно, совершенно не думая, что делает, Пейшенс напружинила все свои мышцы, подпрыгнула и ухватилась за перила над своей головой. С уверенной грацией перебирая руками и ногами, цепляясь за ограждения и ребра жесткости, она стала быстро карабкаться к оси колеса, в то время как Лоун продолжал спускаться вниз прямо под ней и головы больше не поднимал.