Женщина, которая... Сборник рассказов
Шрифт:
У жены губы сухие, бескровные, цвет лица с желтизной. Послушала мужа и говорит: ночью и ей было видение, приходил Бог и велел дать детям имена Навуходоносор и Хамураби.
Через три дня мать с новорожденными выписалась из больницы. Вместо обычной в таких случаях толпы родственников при выписке присутствовал только муж, приехавший на своей малолитражке.
Всю дорогу домой в Нем-Циону двойняшки орали, родители же не раскрывали рта. А с того момента как вошли в квартиру, жизнь стала совсем кошмарной. Каждый нацепил младенцам на ручку бирки с именами, который придумал он, и гости совсем перестали ходить, дом опустел, ясно из-за чего.
На брит-мила [2]
После такого публичного позора муж отвел жену в спальню и запер на ключ. Затем снял с младенцев бирки с именами, которые дала жена, а имена на своих бирках обвел черной тушью И еще купил каждому именной жетончик и набор именных рубашечек Муж очень надеялся, что при виде таких мер жена одумается и полюбит Итая и Даниэля.
2
Брит-мила (ивр.) – «обрезание», первая обязанность, которую отец должен исполнить после рождения сына.
Не тут-то было! Положение, с точки зрения мужа, стало еще более отчаянным: мало того, что от них отказались друзья, но, когда жена первый раз вывезла в свет Хамураби и Навуходоносоре из городского парка бежали все чужие мамаши и даже няньки на работу, делать нечего, муж вернулся, но мрак от этого не рассеялся.
Однажды он пошел домой посмотреть что там творится в два часа пополудни. Не занимается ли жена в его отсутствие черной магией или какой-нибудь другой дьявольщиной? Чепуха конечно: всего-навсего кормила детей и меняла пеленки, так что муж вернулся на работу еще более подавленным, чем всегда.
В один прекрасный день, когда он работал на портальном кране, далеко внизу появилась жена с двойняшками в коляске. От ворот порта она шла к причалу. Муж попросил подменить его слез на землю и, счастливый, пустился со всех ног к жене. А та говорит:
— С Добрым утром, ты забыл бутерброды.
Муж расстроился — не описать. Он-то думал — покорилась и поладила с Итаем и Даниэлем. Но когда он услыхал зачем ее сюда принесло, его оглушило, как если бы эта женщина выстрелила ему в лоб. И прямо в порту он выдал не просто спектакль а гала-концерт! Рвал на себе волосы, размазывал слезы по лицу, допустил себя до полного, так сказать, и окончательного самовыражения А все портовики стояли и смотрели, какую он поднимает пыль и как в ней катается. Жена тоже стояла и смотрела.
Ровно через час и тридцать минут таких кульбитов он выпрямился, выпятил грудь и сказал:
— Одно из двух: либо ты зовешь их Итаем и Даниэлем, либо — конец. Всем: тебе, двойне и мне.
— Быть по-твоему, — сказала женщина — но Итай — вот этот, а не тот, тот Даниэль. Не так ли?
Муж не верил своим ушам. Ну как поверить что жена выбросила из головы имена Хамураби и Навуходоносор? Но вот вам, пожалуйста!
ЖЕНЩИНА, КОТОРАЯ ИСКАЛА «УОКИ-ТОКИ»
Шла война, и всем хотелось быть причастными к ней. Многие купили себе карманную рацию, более известную под жаргонным названием «уоки-токи», то есть «шагай-болтай», а часть пересел» в «джипы» на стоящего защитного
Кончилась война, но «уоки-токи» по-прежнему расхватывались, как горячие пирожки. Люди не могли совладать с собой. Мания продолжалась.
Жила-была женщина без особых примет, кроме вышеуказанной мании, то есть необоримого желания иметь дома «уоки-токи». Правда, чтобы с кем-нибудь переговариваться, нужны, по меньшей мере, две карманные рации, но женщина хотела только одну, а продать некомплект никто не соглашался. В магазинах повторяли одно и то же: «уоки-токи» идут в паре, как носки, перчатки или ботинки, пускай поищет себе компаньона.
Но компаньон не нашелся, потому что у людей были другие заботы, например малый ассортимент яиц на базаре. Как быть? Женщина ума не могла приложить. А вы, что посоветовали бы? Разве приобретения на компанейских началах не проблема? Где взять компаньона, чтобы купить «уоки-токи», если на пару не всегда купишь и булку хлеба? Шла, правда, война, которая сближает мужчин и делает девушек более покладистыми.
Однако две рации «уоки-токи» женщина не хотела. Она хотела только одну, и ничего не выходило.
Как-то она попала на улицу Базель в Тель-Авиве. Там лукавый молодой парень распродавал водяные баки по неслыханной дешевке. Он же торговал карманными рациями поштучно, а цена — пятьдесят шекелей за штуку, причем половину можно старыми деньгами. Кто пройдет мимо такой находки! Женщина кинулась к ящику с рациями, чтобы отобрать себе подержанную «уоки-токи» в состоянии лучше новой.
Денег у нее было сорок шекелей. Парень бросил лукавить и уступил «уоки-токи» всего за тридцатку новыми, смешно сказать.
Женщина включила рацию и начала говорить. Открыв рот, она его больше не закрывала. Из Тель-Авива она пошла гулять пешком в Хайфу. Она шла берегом, шагала по песку, шлепала по воде, болтала языком и глушила частоты чужих «уоки-токи». Их владельцы приходили в негодование. Они переставали слышать друг друга, — а как поддерживать связь в таких условиях?! В Нетании женщина задержалась попить кофе на знаменитой площади у моря, где с туристов и других болванов дерут в закусочных двадцать шекелей за пищу. Там она заказала чашку кофе из кофеварочного автомата, но не только с молоком, а и с лимоном. Подобного рецепта, известно, не существует. Его не готовят нигде на свете, разве что в Герцлии-Питуах, где живут большие богачи. Хозяин не знал, что делать с этой маньячкой, которая у него изымает из товарно-денежного оборота целый столик, пока ей не принесут кофе и с молоком, и с лимоном. Люди добрые! Существует же предел всякому терпению! Пусть идет к специалисту и лечится!
А тем временем женщине, в сущности, уже не о чем было говорить. В двадцать пятый раз она мямлила в «уоки-токи» свою биографию, свою родословную и свои мечтания. Она проговорила все кусочки из текстов, которые когда-то знала наизусть, продекламировала все первые куплеты, уцелевшие в памяти из стихотворений, завела старые патриотические песни и довела владельцев других «уоки-токи» до белого каления.
Женщина не унималась. Она продолжала молоть языком, словно съела транзистор, хоть в это и трудно поверить. От перенапряжения из «уоки-токи» искры уже посыпались, а говорильный аппарат женщины даже не нагрелся.