Женщина, которую я бросил
Шрифт:
– Не стесняйтесь, входите в парильню.
Я сел в четырехугольный металлический ящик так, что только голова оставалась снаружи, и в ящик пустили горячий пар.
– Много у вас бывает посетителей?
– Порядочно.
– А какие мужчины ходят сюда обычно?
– Разные. Бывают и служащие вроде вас.
– Молодые?
– Да. И старики тоже. Но больше других - мужчины среднего возраста.
– Ну и как? Ты с ними, наверное… - смахивая со лба пот, спросил я. Девушка вытерла мне лицо полотенцем
– А ну вас!
– Нет, ты расскажи, как это у вас получается.
– Нечего мне рассказывать, - она кокетливо улыбнулась. «Такая ломаться не будет», - подумал я.
– А мне можно попробовать? Чем я хуже других?
Она, напевая, снова вытерла мне лицо:
О горы, горы Идзу,
Солнце скрылось за горой...
– Чье это?
– Оки Харюо.
– Глупая песня.
Я перешел в ванную и, ополоснувшись, лег ничком на лавку для массажа. Девушка посыпала белой пудрой сначала мою шею, потом плечи, потом спину.
– Ну рассказывай!
– Что?
– Как что? Забыла? Рассказывай, чем ты здесь занимаешься с мужчинами?
Я погладил ее по плечу.
– Они так начинают?
– Не надо.
– Вот-вот. А ты именно так им отвечаешь.
– Перестаньте, а то я закричу.
– Это ты тоже говоришь каждому.
Мои пальцы скользнули к ее шее и схватили цепочку.
– Что здесь? Медальон с фотографией любовника?
Я дернул цепочку и от неожиданности разинул рот.
На цепочке был не медальон, а маленький почерневший крестик. Знакомый крестик...
Ночь... Сибуя... Мицу плетется за мной, как собачонка. Я вне себя от злости... На вокзальной площади, как пугало на ветру, дрожит старикашка в форме Армии спасения с ящиком для пожертвований в руках. Чтобы угодить мне, Мицу покупает три дешевых крестика. Один она дарит мне. Я его бросаю в канаву, в мусор, в блевотину...
И вот на груди этой девицы, которой касались руки многих мужчин, висит такой же крестик.
– Где ты взяла его?
– крикнул я.
– Зачем вы кричите? Я не глухая.
– Я тебя спрашиваю, где ты купила этот крестик?
– Мне его подарили.
– Кто?
– Подруга. Она здесь работала.
– Как ее зовут?
– Мицу. Вы ее знаете?
– Гм... Морита Мицу?
– Вы Ёсиока-сан?
Она перестала массировать и уставилась на меня. С нее мигом слетели и кокетливость и жеманство.
– Да? Мицу много говорила о вас. Все время говорила о вас...
В соседней кабине слышался женский смех, шум воды, бормотание мужчины.
– Она и сейчас здесь?
– Нет, полгода назад ее уволили. Мы работали с ней в одну смену.
– И куда же она уехала, эта... дубина?
– Не знаю. Она послала мне открытку из Кавадзаки, но своего адреса не дала. И в этой открытке она писала о вас.
– Пошла она к черту. Между нами все кончено.
– Не мое это дело, но Мицу вас любила. Она бредила вами.
– На здоровье, а я тут при чем?
– Ее и уволили отсюда за то, что она не подпускала к себе мужчин. Она только о вас и думала. И этот крестик она дала мне в надежде, что вы когда-нибудь забредете сюда и увидите его.
Но зря эта девица старалась меня разжалобить. Чем больше она расписывала мне любовь Мицу, тем больше я злился. Особенно оскорбительным казалось мне то, что Мицу еще надеялась снова сблизиться со мной. Я не питал к ней никаких чувств и если вспоминал ее иногда, то примерно так, как в пасмурный день вспоминают горы, которые сейчас скрыты за пеленой дождя.
Я молча поднялся с лавки, молча оделся. Девушка тоже молчала. В соседней кабине все еще слышался смех.
– Вы черствый и холодный человек!
– прошептала девушка, когда я открывал дверь в коридор.- Несчастная Мицу.
Я вышел на улицу. Моросило.
***
Я заметил, что отношение Миура Марико ко мне становится уже не просто дружеским. А случай с Мицу помог мне понять, какой преданной, больше того, жертвенной, может быть любовь женщины.
Однажды утром, придя в контору, я увидел, что мои карандаши и резинки кто-то заменил новыми и вместо старых деревянных счетов на столе матово поблескивали новые, пластмассовые. Кому это понадобилось? Я огляделся. В углу над пишущей машинкой склонилась Марико. Она сидела ко мне спиной, но ее подчеркнуто независимая поза мне все объяснила.
– Это ты поставила мне новые счеты? Благодарю, - шепнул я, встретив ее в умывальной перед обедом.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, - поправляя прическу, быстро ответила она.
После этого случая ее поведение резко изменилось. Она будто перестала меня замечать. При встрече проходила мимо, молчала, словно воды в рот набрала, днем сидела, низко склонившись над столом, вечером, кончив работу, быстро закрывала папки и уходила, не взглянув в мою сторону. Я не понимал, что такое поведение - инстинктивная защита девушки против зарождающегося чувства, и ходил как угорелый, меня все больше и больше тянуло к ней, и я уже не думал о том, что она родственница директора.
Я сравнивал Марико с Мицу. Наивная и простодушная, Мицу не могла скрывать свои чувства и, полюбив меня, бегала за мной, как собачонка. Иное дело Марико, современная городская девушка...
Как-то дождливым вечером я пригласил Марико в кино, на английский фильм, который она давно хотела посмотреть. В фильме рассказывалось о любви одного врача к замужней женщине.
Народу в кинотеатре было полно. Все места были заняты, и даже в проходах стояли.
– Ты что-нибудь видишь?
– Нет.