Женщина на грани...
Шрифт:
— А ты хотел чего-то особенного?
— Чтоб ты вела себя нормально! Что ты себе позволяешь? Я кто по-твоему, я не понял… Я тебе что, тряпка, что ли? Подтерлась и пошла?
А вот тут он оказался недалеко от истины. С другой стороны, было бы неумно сказать ему это прямо в лицо, гораздо умнее было хранить упорное молчание, что я с удовольствием и сделала. Потому что знала — это унижает сильнее ста тысяч слов в минуту. Когда я почувствовала, что мое молчание произвело нужный эффект, я встала и самым невинным тоном, на какой только была способна, пожелала ему:
— Спокойной ночи!
Я оставила его с отвисшей челюстью, в полном отчаянии. Зато теперь я была уверена, что по крайней мере он ничего не расскажет Эстрелье. Хотя, по правде говоря, мне и на это
4
Обстановка в квартире стала просто невыносимой. Атмосфера была такой напряженной, такой тяжелой, что хоть ножом режь. Мы с Антонио проходили друг мимо друга, как два скорых, повстречались — разъехались, не проронив ни слова, при этом с Эстрельей каждый из нас общался нормально, как обычно. Кажется, она так и не поняла, в чем дело. Оскорбленное мужское достоинство никогда не позволило бы Антонио поведать Эстрелье о своей любовной неудаче, тем более что она была его «лучшей подругой». С другой стороны, Эстрелья была само солнце, и, если бы ей что-то показалось, она бы тут же спросила меня напрямик.
В сентябре Антонио сообщил нам, что переезжает на другую квартиру. У меня словно камень с души свалился. Меня совершенно не беспокоило то, что теперь нам с Эстрельей придется платить за квартиру на треть больше, если не удастся быстро найти ему замену. Радость и несказанное облегчение смешались в моей душе в приятный коктейль с пузырьками, наподобие шампанского.
С тех пор я поняла, что общаться с мужчинами в жаркое время года мне противопоказано. Видать, судьба моя такая. Я чувствовала себя так, как после маленькой ночной оргии с моим незабываемым Карлосом. В ту ночь, когда Антонио наконец убрался из квартиры со всеми своими пожитками, мы с Эстрельей устроили настоящую попойку. Пьянка вышла чудовищная, и я рассказала Эстрелье все. Мы с ней заключили союз вечной женской солидарности против мужиков, и на следующий день у нас обеих было настоящее грандиозное похмелье.
Босс
1
Я была в полном отчаянии. Вот уже четыре месяца, как я безрезультатно пыталась найти себе работу. Каждое воскресенье я скрупулезно, почти благоговейно выполняла один и тот же ритуал: выходила за хлебом, покупала свежие газеты и садилась завтракать в соседнем баре. Из «АБЦ» и «Эль Паис» я вынимала только розовые страницы, остальное после беглого просмотра отправлялось в помойку. Потом вечером я составляла несколько резюме и весь следующий день ходила по собеседованиям, но пока все оставалось по-прежнему: результаты — обескураживающими, а на душе — тяжелый осадок. Везде со мной возникала одна и та же проблема: у меня как секретарши не было опыта. Из основной части фирм после неудачного собеседования мне больше никогда не перезванивали. На некоторых предприятиях при прощании мне выдавали визитную карточку с вежливой надписью: «Мы сохраним ваше резюме в нашей базе данных. Мы свяжемся с вами при первом же удобном случае. До будущих вакансий!» Я прекрасно умела читать между строк и понимала, что это значит: «Мы сохраним ваше резюме в нашей корзине для бумаг до первой загрузки мусора!» В других компаниях мне предлагали поработать стажером, почти бесплатно. Спасибо большое, но пособие по безработице и то больше. Этой крайности я себе позволить не могла, потому что содержала себя сама.
Мои родители только-только свыклись с мыслью, что у меня может быть своя собственная жизнь, и теперь, два года спустя, дать задний ход и вернуться домой, чтобы опять сесть к ним на шею, было последним из моих желаний. Пока что, пока у меня не было другого выхода, мой самый страшный из ночных кошмаров — работать продавщицей продолжался. Каждое утро мне все труднее становилось подниматься с постели, приводить себя в порядок и целый день быть любезной с тысячами, десятками тысяч, миллионами пропащих, набитых дураков-неудачников, которые не могли выдумать ничего лучше в своей жизни, чем в очередной раз пойти за покупками. Когда терпение покидало меня окончательно и бесповоротно, я закрывала глаза, паковала чемоданы, прощалась с Эстрельей и мысленно переезжала в квартиру своего детства. Когда я снова открывала глаза, работа уже не казалась мне ни такой бессмысленной, ни такой отвратительной, ни такой гнусной.
Каждую субботу, включая и эту, я скрупулезно выполняла еще один ритуал: ужинала дома у родителей. Я специально перенесла эту процедуру на субботу, чтобы сразу выйти из игры и иметь возможность нормально провести выходной. Так мне удавалось избежать в воскресенье очередного девятого вала маминых нотаций и жалоб. На этот раз моя матушка не поленилась поэкспериментировать с рецептурой, предложенной в очередном бульварном талмуде для домохозяек. В результате мясное филе оказалось покрытым какой-то подозрительной зеленоватой жижей, видимо соусом, с омерзительным запахом, кажется мятным, и таким же неаппетитным цветом. Мы молча жевали. При этом и я и отец пытались старательно отделить мясо от незнакомой жижи, а мать периодически тайком поглядывала на нас, и ее лицо принимало страдальческое выражение.
— Пилар… а ты уверена, что это… этот соус предназначен для мяса? — наконец не выдержал отец.
— Если бы ты умел читать или больше ездил по миру, то знал бы, что этот соус идеально подходит именно для мяса.
— Нет, женщина! Так дело не пойдет. Этот вкус меня совершенно не устраивает. Он же сладкий, как десерт…
— Маноло, вечно у тебя одно и то же! Да тебя в этой жизни вообще ничего не интересует, мужчина. Между прочим, это английский соус, и, чтобы ты знал, его подают только к мясу. Естественно, откуда тебе это знать! Ты же никогда не высовывал своего носа из этой дыры, что уж говорить о том, чтобы своим родным мир показать! На будущее запомни: «это» называется «мятный соус».
— Нет уж, увольте, по мне так нет ничего лучше, чем хорошая паэлья или просто кусок прожаренного мяса… Этого вполне довольно… — стушевавшись, робко попытался возразить отец.
— Паэлья-паэлья! — передразнила его мать в уничижительном тоне. — Только и знаешь, что свою паэлью. Мама родная, где же ты была, почему ты не пришла мне на помощь, почему не спасла свою дочь, когда она выходила замуж за этого мужлана! Деревенщина!
Наш домашний цирк был в разгаре. У меня не было никакого желания выслушивать очередную серию этого бесконечного спора, и я неожиданно сменила тему:
— Пап, ты случайно не знаешь какую-нибудь фирму, где требуется секретарь?
— Так сразу, навскидку, в голову ничего не приходит. А как у тебя дела с твоими собеседованиями?
— Никак. Все отказывают, потому что у меня нет опыта.
Мать тут же воспользовалась случаем, чтобы вцепиться в отца по новой:
— Нет, я не понимаю этих людей решительно. Ну как же так можно! И откуда у девочки может взяться опыт, если у нее не было возможности даже начать. Маноло, хоть раз в жизни сделай что-нибудь для своей дочери! Возьми ее к себе в офис, устрой на свою фирму, пусть поучится там всему, чему надо!
— Никогда! — почти закричали мы с отцом в один голос с разных сторон.
Не знаю, как у моего отца, а у меня по коже мурашки пробежали от ужаса, стоило только представить, что мы с ним с утра до вечера толчемся в одной конторе, где все тычут в меня пальцем за спиной, мол, это дочка нашего главного пошла. Нет уж, увольте, безработица лучше. Но мать не сдавалась:
— Ну устрой ее еще куда-нибудь в приличное место. Как будто у тебя связей мало! Покажи наконец, на что ты способен. А то все начальник непонятно где и непонятно для кого. У тебя столько друзей, столько знакомых, — и на тебе: твоя дочь оказалась на улице, и ты не можешь ее никуда пристроить! Курам на смех! Нет, конечно, если бы тебя попросил об этом какой-нибудь из твоих друзей-проходимцев, ты бы рвал сейчас подметки, чтобы устроить этому бездельнику протекцию.