Женщина нашего времени
Шрифт:
Саймон не мог заполнить эту пустоту. И ей незачем было просить его об этом. Харриет встала. Она двигалась вокруг стола по направлению к Саймону с преувеличенной осторожностью слегка выпившего человека. Она положила руку на его плечо и прижалась щекой к его голове. Слезы побежали у нее по щекам.
— Мне тоже жаль. Я все время надеялась на это.
— Подойди и сядь сюда. — Он взял ее за руку и направил таким образом, что она оказалась полунаклонившейся, полусидящей за столом. Так он мог видеть ее лицо. Другой
Харриет вытерла лицо ладонями, выдохнула судорожно, как ребенок, приходящий в себя после рыданий, а потом грустно улыбнулась.
— Мне нужно было выпить для храбрости, но это не принесло мне ничего хорошего.
— Поплачь, если тебе так плохо.
— Здесь? С вами? — от этой картины ей стало грустно.
— Ну, а где же еще? Послушай. Я расскажу тебе о Кэт и обо мне. Я любил ее, как ты уже догадалась. Я наблюдал за ней через улицу. Она обычно приходила ко мне в гости и рассказывала о своих приключениях, а я смотрел на нее, сидящую там, где сейчас сидишь ты. Я бы сделал многое, конечно, если бы мог. Я только однажды дотронулся до нее. Положил свою руку сюда.
Пристально глядя на свою руку с коричневыми пятнами и закрученными жилами так, словно она принадлежала кому-то другому, он прикоснулся к талии Харриет.
— Она была такой сияющей, ее глаза и кожа. Она была удивлена. Не обижена, а просто удивлена. Я убрал свою руку. Вот и все. Это не может принести дочь через тридцать лет, не так ли?
Харриет отрицательно покачала головой.
— Давай докончим виски, — в заключение предложил Саймон.
— Это еще не вся история. Кэт — только маленькая часть ее.
Вместе с облегчением Харриет забыла о своей заинтересованности. Теперь уже сам Саймон притягивал ее еще сильнее, потому что он был свободен от миазмов ее глупых надежд и ожиданий. Полоса неонового света повисла над кухонным столом, создавая резкие тени и фокусируя их в позах, почти интимных.
— Вы не мой отец. Но это не имеет значения, я никогда не хотела его иметь, до тех пор, пока Кэт не рассказала о вас. В результате мы с вами оказались здесь вместе. Вероятно, мы можем стать друзьями.
Это звучало дерзко даже в ее собственных ушах. Поспешное решение. Но он же сказал: «Я сожалею, что я не твой отец».
— Я не собираюсь извиняться за то, что я спрашивала. За исключением того, что я выпила бутылку вина и двойное виски. Почему вы плачете, Саймон?
— Почему бы и нет.
«Уклончивость, — подумала Харриет, — была его характерной чертой».
Внезапно она почувствовала себя усталой, и Саймон заметил это.
— Какие обязанности накладывает дружба? Вы должны мне напомнить.
Харриет подумала:
— Говорить. И слушать. Это очень важно.
— Я могу слушать. Очень внимательно.
— Я предпочла бы, чтобы вы говорили. Я и так уже наговорила слишком много. Продолжайте.
Харриет взяла бутылку и подтолкнула ее по направлению к Саймону.
— Рассказывайте мне.
— Ты все-таки очень странная девушка, ничем не похожая на свою мать. Что ты хочешь узнать?
Она улыбнулась ему:
— Я хочу знать, каким отцом вы могли бы быть, если бы вы им оказались.
— Я предполагаю, что разочаровал бы тебя. Посмотри, чем я занимаюсь. Я ремонтирую.
Он достал небольшой коричневый прямоугольник, из которого торчали переключатели и цветные проводки, а внутри блестели капельки серебра. Между грязными тарелками и промасленной бумагой он нашел прибор, похожий на маленькую кочергу в конце провода. Рядом с ним он положил кусочек серебристого провода.
— Трубчатый припой, — объяснил он Харриет.
Резкий запах моментально подавил все остальные кухонные запахи, и крошечная серебристая слеза упала на электрическую панель.
— Это часть транзисторного радиоприемника. Его не стоит даже ремонтировать. Дешевле, наверное, купить новый. Японцы обогнали меня много лет назад.
Он достал еще один маленький разобранный механизм.
— Кварцевый будильник. Такая же вещь, но мне больше нравятся механические часы.
— Такие, как висят в коридоре? — Харриет заметила их при тусклом освещении.
Это были большие и красивые дедовские часы с круглым циферблатом, не соответствующие грязному бедному окружению.
Выражение лица Саймона изменилось:
— Подойди и посмотри на них.
Она прошла за ним в узкое пространство. Саймон провел рукой по гладкому корпусу, а затем открыл дверцу, чтобы она могла заглянуть внутрь. Она пристально смотрела на цилиндрические гирьки, висящие на цепочках. Тикание часов звучало, как гром, в тихом коридоре.
— Я переделал механизм, — сказал Саймон.
Харриет подумала о пружинах и свернутых в катушки проводах, расположенных за разрисованным циферблатом.
— Если тебе интересно, — сказал он резко, — ты можешь зайти сюда.
Он открыл дверь передней комнаты. По сравнению с этой комнатой кухню можно было считать тщательно убранной. Здесь была собрана рухлядь за многие годы. Харриет смотрела на обломки стульев, ножки и спинки которых были опутаны проводами, велосипедные рамы, обычные лампы с сожженными абажурами, подвешенные за сломанные шейки. Картонные коробки были свалены в кучу между поломанными рамами для картин, ржавыми консервными банками, свернутым в рулон ковром и телевизором без задней стенки. У дальней стены рядом с прислоненной к ней ванной из листового железа стоял токарный станок с ножками, погруженными в небольшое море серебристой металлической стружки. Здесь стоял запах масла, сырости и вечный холод.