Женщина нашего времени
Шрифт:
Дженни изучала ее, склонив голову:
— А ты?
Харриет неожиданно усмехнулась:
— Возможно, но я не уверена. Я попросила его спросить снова после вторника.
— По крайней мере, он смог бы купить тебе дом, для которого не требовались бы бетономешалки, цемент и строительный камень, как для этого.
— Я бы предпочла купить свой собственный дом, — сказала Харриет, а потом пожалела, что сказала это так надменно.
Французские двери, ведущие из кухни в полуподвал, качнувшись, раскрылись, и Чарли, снявший свой рабочий
— Биски! — кричал он. — Биски!
— Это замечательно, когда единственная попытка вашего сыночка добиться успеха в языке сводится к слову «бисквиты», — пожаловался Чарли.
— Он же говорит и другие слова, — спокойно возразила Дженни.
— В два раза реже, чем он говорит «бисквиты». Разливай чай, Джен, ладно?
Они сидели кружком на траве, пили чай и ели клубничный торт.
— Здесь очень мило, — похвалила Харриет, но она отметила зависть в непрерывном калейдоскопе своих впечатлений от этого спокойного дня. — Действительно, мило.
Она посмеялась над несоответствием своих слов, но Чарли и Дженни не почувствовали этого. Они стали жаловаться, рассказывая о тянущих время строителях и их быстро растущих счетах, которые приходится оплачивать, но смотрели друг на друга с любовью. И снова Харриет почувствовала свое одиночество, которое бросалось в глаза.
Она подумала, что если бы она вышла замуж за Робина Лендуита, то у них могли бы быть и дети, и сад с подстриженной лужайкой, и их собственный забавный дуэт.
Она упорно пыталась представить себе, как бы это выглядело, но так и не смогла.
Чарли наклонился над ней и похлопал ее по бедру.
— Так что же, вторник — важный день? Я слышал, выпуском акций ужасно спекулируют.
— Похоже, что это многообещающе, — настороженно ответила Харриет.
— Продолжай. Ты знаешь, Дженнифер, сколько будет стоить Харриет после вторника? Можешь догадаться? Нет. Что-то около четырех миллионов. Это верно?
От изумления лицо ее округлилось и стало похоже на лицо Гарри.
— Четыре миллиона? О, я понимаю. Теперь я понимаю, что ты имела в виду, говоря о покупке собственного дома. Ты ведь можешь купить что угодно, правда? Ты богата. — Это прозвучало так же, как «ты заразная».
— Харриет будет главой компании, акции которой свободно обращаются на фондовом рынке, Джен. Высшая лига. Настоящий, серьезный бизнес.
— Я знаю, что это значит, — огрызнулась Дженни, — я не идиотка.
Наступило неловкое молчание. Чтобы прервать его, Харриет попыталась рассмеяться.
— На самом деле, это ничего не значит, это только на бумаге. Я бы получила деньги, если бы продала свои акции компании, а я этого не сделаю.
Но Дженни не отвечала. Харриет увидела, что она пристально смотрит на нее и что Чарли тоже на нее поглядывает.
— Это ничего не меняет… — начала Харриет.
Но было очевидно, что это многое изменило. Она почувствовала расстояние между ними, которое образовалось после этой новости. В одну минуту из старого преданного друга она превратилась в объект пристального внимания и стала примером женщины, которая добилась всего сама. Она уж и не знала, как извиниться за свои деньги и стереть их влияние, но потом подумала: «Нет. Я сделала это, я работала для этого, я горжусь этим». Извинение было бы лицемерием.
— Что ты будешь делать, Харриет? — спросила Дженни.
Она сразу же ответила:
— Ничего. Буду продолжать работать в «Пикокс», продавать «Мейзу» и новые игры. Если бы я продала игру, у меня были бы деньги, а также время потратить их, как я полагаю. Но теперь все это означает, что будет новое вливание средств в компанию. Моя компания будет расширяться, можно будет подумать о своей собственной фабрике.
Она продолжала краткий рассказ о сложностях изменения структуры капитала до тех пор, пока удивление на лице Дженни не сменилось вежливой скукой.
Дженни извинилась. Она наклонилась над Элис, которая спала на коврике, и положила свою руку на руку Харриет.
— Прости, я не поняла, как это важно. Я действительно горжусь тобой.
Опять наступила краткая пауза, и тогда Чарли начал лениво, но подробно излагать сплетни Сити. Тот неприятный момент закончился, но Харриет поняла, что он не будет забыт.
Солнце сдвинулось с центрального пятачка на лужайке, оно осветило окна над головой, сделав их похожими на блестящие металлические пластины. Харриет с трудом встала и подбежала к песочнице, где был Гарри.
— Пошли, Гарри. Давай построим большой замок из песка, а ты его развалишь и попрыгаешь на нем.
Немного погодя, они пошли на кухню. Харриет села за стол рядом с Гарри, который устроился на своем высоком стуле. Он сгребал яйца и кусочки тостов с блюда, раздавливал все это пальцами, а затем запихивал это в рот. Элис в ползунках сидела на полу в центре кухни и наблюдала, как кошка Дженни крутится вокруг взрослых.
Под ногами валялись игрушки, стояла корзинка с бельем для глажения, к стенам были приколоты детские фотографии. Чарли, посвистывая, очищал свои кисти, а Дженни нарезала овощи ломтиками. Харриет подумала о своей собственной квартире — чистой, элегантной и тихой. Здесь, во всей этой семейной неразберихе, было теплее и ярче.
Она выпила джин с тоником, который принес ей Чарли, а затем поймала взгляд Дженни над краем стакана, и они обе рассмеялись.
— Я не понимаю, что происходит со всеми нами, — выдохнула Харриет. — Почему мы не можем удовлетвориться тем, что имеем?
Чарли оторвал глаза от своих кистей.
— Я могу, — сказал он.
— Да, ты можешь, — ответила ему Дженни, — поэтому я и люблю тебя.
Харриет допила свой напиток.
— Я, пожалуй, пойду, — сказала она наконец.
Чарли и Дженни проводили ее по пыльному коридору.