Женщина не моих снов
Шрифт:
– Да, наверное. Знаешь, я о тебе думала. О том, что ты мне тогда сказал. Про поцелуй с незнакомым мужчиной.
– И какие ты сделала выводы?
– Что я ни капельки не жалею. Я бы просто так тебя не поцеловала. А ты обо мне думал?
– Я? Да….немного, – ответил я и тут же поймал себя на мысли, что хотел сказать «не знаю», но мой язык меня не послушался. – Просто я был занят, и…
– Ты, наверное, хочешь покурить, – заботливо сказал мне Лианна. – Я открою окно.
– Не стоит, будет холодно. Я подойду сам.
Я
– Знаешь, я хотела тебе сказать, – проговорила она. – В тебе есть какая-то загадка. И я чувствую, что должна ее разгадать.
– Не стоит этого делать. Это еще никому не приносило ничего хорошего. А тебе – тем более.
– Почему? Что во мне не так?
– Я не хочу тянуть тебя туда, где тебе будет плохо.
Она положила руку на подоконник и попыталась заглянуть мне в глаза.– Что там такого, что мне нельзя видеть?
– Очень много всего. Если не все.
– Ну и ладно, – ответила она после паузы. – Подумаешь! А мне все равно.
Она сделала шаг в сторону, но не отошла, а обняла меня и прижалась к моей спине. Я прикрыл глаза и почувствовал теплый прилив нежности. Или, может, не нежности, а чего-то другого, но в тот момент мне было удобнее называть это именно так.
– Как ты думаешь, – спросил я вполголоса, – можно влюбиться в человека, которого ты знаешь всего пару дней?
– По мне – так можно влюбиться за пять секунд. С первого взгляда.
И мы снова замолчали. Мне хотелось, чтобы это действительно оказалось влюбленностью. Причем не такой, когда ты подумываешь, что по всем правилам надо скучать и дуться, косо поглядывая на молчащий телефон. Я хотел, чтобы это оказалось той мимолетной вечностью, когда расстаешься, как в последний раз, смеешься и плачешь искренне.– Не молчи, Брайан, – сказала мне Лианна. – Мы подняли серьезную тему.
– Правда? Ну тогда скажи мне, как это – влюбиться.
– Это когда ты… хочешь отдать человеку весь мир и отказываешься забирать его.
– А если мир мне не принадлежит?
Она улыбнулась.– Когда ты влюблен, тебе принадлежит все. Главное – уметь отдать это даром.
Я замолчал. У человека есть разум, холодный и трезвый, который воспринимает реальность такой, какая она есть. У человека есть тело, которое порой требует пира… пира удовлетворения плоти, в частности, пира страсти и пошлых утех. Но влюбленность, любовь? Оно умрет, даже не успеет высунуть нос из своей красивой сказки в желании проникнуть в этот мир.
Но самые потаенные уголки моей души, до которых еще не добрался отрезвляющий яд, изо всех сил старались заявить о себе. Дрожали от страха, что их не заметят, и от ожидания – они так долго слепли в темноте.
…Она на воспротивилась мне, когда я сбросил на пол шелк ее халата. Меня не покидала мысль, что когда-то я делал это с азартом охотника за сокровищами, но все в жизни меняется. На смену страсти приходит что-то глубокое, подпитываемое желанием не кидаться в огонь чувства, а окунуться в спокойную воду, таящую в себе непознанное.
Нет игры увлекательнее, чем исследовать каждую клеточку тела изнывающей от желания женщины. Когда я наклонился к ее губам за невинным и по-детски откровенным поцелуем, она шепнула мне:
– Ну… войди же.
Слова, которые являются последним связующим звеном с реальностью и окутывают пеленой сладкого бреда. Слова, умереть, услышав которые, так мучительно и желанно.
…Я проснулся под утро. Сумерки еще не рассеялись. Тряхнул головой, прогоняя остатки сна, и посмотрел на Лианну. Она спала, обнимая подушку. Одним из моих соблазнов всегда был соблазн овладеть женщиной вот так, когда она еще спит или же пытается выбраться из мира снов, нерешительно сопротивляясь мужчине. Но я решил оставить все, как есть. Мне не хотелось тревожить ее даже поцелуем.
Лианна, словно прочитав мои мысли, улыбнулась чему-то во сне. Я улыбнулся в ответ и поймал себя на мысли, что уже давно не чувствовал себя таким счастливым. Глава 4 Я родился двадцать первого декабря, как раз между Стрельцом и Козерогом. Если верить астрологам, родившиеся на грани знаков Зодиака люди непостоянны и часто бросаются в крайности. Астрологов я считал не только шарлатанами, но и если не идиотами, то простаками. Посвятить свою жизнь каким-то подсчетам, строить гипотезы и предположения? Увольте. Это, по меньшей мере, глупо. Астрологам я не верил, но в крайности бросался частенько. И тому были причины. Например, возраст.– Перебесишься, гаденыш, – говорила мне мадам, и я это допускал.
Или же характер. Спокойствие меня утомляло. Я испытывал желание постоянно двигаться – желательно, вперед, не привык сожалеть о неоправданных надеждах и полагал, что лучший способ что-то узнать – испытать на собственной шкуре. Жизненный опыт нельзя приобрести, следуя по безопасным и проверенным дорогам.
При всем при этом я не считал себя человеком, у которого нет ничего святого. Конечно, многие люди из моего окружения со мной не согласились бы, но я не имел дурной привычки смотреть на других. Человек может быть кем угодно, но только не праведником и не святым. Ведь не я решил, что большинство путей получения удовольствия от жизни являются порочными или запретными. А что касается кармы… я о ней задумывался, когда мучался похмельем. А мучался я им ох как редко. Можно сказать, не мучался вообще.
Пожалуй, самой вредной из моих привычек была склонность к самоанализу. В попытке избавиться от нее я когда-то называл самоанализ другим, по моим понятиям, гораздо более унизительным словом: «самокопание». Видимо, я пытался заставить себя сморщить нос и сказать: «Фу, Брайан! Такой умный, уверенный в себе человек – как ты можешь опускаться до самокопания?»
От самокопания я отучиться не смог. Виноваты в этом были не только гены, но и склад характера. Если я не мог объяснить себе какой-либо шаг или ситуацию, это начинало меня нервировать, и я принимал решение докопаться до сути. Самоанализ был одной из граней калейдоскопа, через который я смотрел на жизнь. Пожалуй, единственной, которая не являлась цветной. Она говорила правду, какой бы жестокой эта правда не была.