Женщина по средам
Шрифт:
– Все-таки схожу к врачихе... Сюда звать не буду, попрошу, чтоб она без тебя выписала больничный лист.
– Не сможет, - Катя отошла, присела к столу.
– Она же не по нашему участку.
– Сговорятся, - заверил старик.
– Свои люди... Ее выручат, она выручит... Всем жить надо.
– Я не пойду на работу, - сказала Катя, помолчав.
– На себя глаз поднять не могу, не то что на людей. Может быть, попозже... Когда-нибудь.
– Ты вот что, - голос старика окреп, в нем прозвучали даже металлические нотки.
– Нечего вперед заглядывать.
Пока ты дома, спешить никуда не надо, на поезд не опаздываешь. Скажи мне вот что... Тебе врач нужен? Тебе...
– Нет, что ты!
– испуганно вскрикнула Катя.
– Подумай. Я бы позвал... Пусть бы наша соседка с третьего этажа заглянула, а? Она как раз по вашим делам. Ты уж скрепись как-нибудь, поговори с ней, расскажи что там и как... Подожди, не перебивай. Не для себя, для меня это сделай.
– Как для тебя?
– не поняла Катя.
– А вот так. Я же себе потом не прощу, если что-то неладно будет... И я должен знать, что сделал все возможное, ни от чего не уклонился, ничем не пренебрег... Поняла? Спать не смогу, если врачиха меня не успокоит. Я и так не знаю, что сказать твоим, когда они из этих эмиратов вернутся с барахлом, будь оно трижды проклято!
Катя поднялась, прижалась к тощеватым плечам старика, обхватив его руками, словно в последней надежде, в последней попытке спастись.
– Так я пойду?
– Ну... Иди, - выдохнула она и наклонив вниз голову, скользнула в свою комнатку.
Соседка уже собралась на работу, уже одетой застал ее старик у вешалки, но когда она увидела его, взглянула в затравленные глаза, сразу поняла в чем дело.
– Иду, Иван Федорович... Сейчас прямо и зайду.
Халат она надела уже в прихожей, шагнувшего было за ней старика, молча развернула и, подтолкнув в сторону кухни, зашла к Кате. Ее не было почти час, и все это время старик сидел на кухонной табуретке, зажав ладони в коленях, и тихонько подвывал от беспомощности, от невозможности что-то сделать, А едва услышал, как открылась дверь Катиной комнаты, бросился к врачу.
– Ну?
– единственный вопрос светился в его синих несчастных глазах.
– Что тебе, Иван Федорович, - она увлекла его в прихожую подальше от Катиной комнаты. Стянув с себя халат, женщина свернула его в клубок и сунула в хозяйственную сумку, как использованный инструмент. Полноватая, усталая, пожилая, она и сама не знала, что сказать старику. Тот смотрел на нее с такой надеждой, что женщина растерялась.
– Вы только не волнуйтесь... Все не так уж и плохо.
– Но все-таки плохо?
– А что же вы хотели, Иван Федорович? В таких случаях и не бывает слишком хорошо. Да, печально. Девочка-то у вас не из крепеньких, не из... Да ладно. Похоже, все это у нее впервые... Тут психологический фактор может оказаться куда существеннее всего остального, понимаете?
– О, Боже, Боже, - простонал старик, закрыв глаза.
– Пусть сидит дома, отдыхает, набирается сил... Время лечит. Ей многое нужно просто забыть.
– Она из ванной не вылезает, - прошептал старик, опасливо косясь в комнату.
– Я уж додумал - не тронулась бы умом... И так бывает, а? Ведь бывает?
– Вроде, обошлось, - возразила женщина.
– Я ничего такого не заметила.
Катя... сильная девочка. Вполне владеет собой.
– Да-да, - обрадовался старик.
– Она у нас такая, она, знаете...
– и вдруг, не в силах больше продолжать, старик тихо, беззвучно заплакал. Не вытирая слез, не отводя взгляда от врача, он словно ждал еще каких-то слов, не то утешительных, не то безжалостно жестких.
– Пусть сидит дома. Документы я сделаю. Позвоните к ней на работу, она о работе беспокоится... Скажите, что заболела. Простыла, ногу подвернула... Что угодно можете сказать.
– Да, - кивнул старик как-то отстранение.
– Я понимаю... Я позвоню.
Скажу, что простудилась...
– Да не убивайтесь вы так, Иван Федорович!
– Женщина встряхнула старика за плечи.
– Ну, нет сил смотреть на вас... Обойдется, Бог даст. Вы меня слышите?
– Да-да, все хорошо слышу.
– Что она любит поесть?
– Что любит, - он вытер рукавом мокрые глаза.
– Пельмени любит.
– Вот и варите ей пельмени, - женщина ободряюще улыбнулась.
– Загляну к вам вечером. Часов в семь-восемь... Что смогла, я сделала, а там будет видно.
Авось, обойдется.
– Дай Бог, - прошептал старик.
– Спасибо, большое спасибо. Мы будем вас ждать.
Подхватив свою сумку, женщина поторопилась уйти. Закрыв за ней дверь, старик слышал как часто застучали ее каблуки по ступенькам - она опаздывала на работу.
***
Через несколько дней Катя получила повестку от следователя. Он приглашал ее для беседы. Она с недоумением и опаской вертела небольшой, мятый клочок бумаги, пыталась вчитаться в подслеповатый текст, но кроме угроз за неявку ничего понять не могла.
– Деда!
– позвала она.
– Посмотри, что прислали... Вроде, суд намечается.
Старик взял повестку, надел очки, подошел к окну, долго вчитывался, хмыкал про себя не то возмущенно, не то досадливо, но тоже немного понял.
Обсуждать с Катей повестку не стал, а вечером отправился к участковому, к Леше.
Тот внимательно изучил все пункты повестки, отложил ее в сторону.
– Ну что?
– спросил старик, сразу почувствовав, что новости его ждут не самые хорошие.
– Плохи наши дела, Иван Федорович, - сказал Леша напрямую.
– Как бы вскорости на свободе не оказались подонки.
– Это как?
– осел старик, как от удара.
– Смотри, что здесь написано... Вызывается Катя в качестве свидетельницы. Не потерпевшей, а свидетельницы. То есть, разговор будет не о совершенном преступлении, а о подробностях того вечера. Кто что сказал, кто где сидел, который был час... Ну, и так далее.
– Может, не идти?
– спросил старик.
– Придется сходить. Еще повестку пришлют, еще одну... А потом и успокоятся. Дескать, истица сняла свои обвинения и говорить больше не о чем.