Женщина при 1000 °С
Шрифт:
Вообще-то, больше всех мне нравились немецкие мужчины. Они были пропорциональной смесью рыгающего севера и воспитанного юга, аккуратного запада и дикого востока, но что говорить, война сильно их поломала. Их нужно было починить, прежде чем что-нибудь над ними учинить. А на это никто не хотел тратить время. Лондонцы были позитивные и jolly [18] , но их знаменитая ироничность все время казалась мне чем-то механическим и в конце концов наскучивала. Такое впечатление, что эти иронические машинки истребили в них всяческую серьезность. Французская машинка, напротив, мелет исключительно серьезные вещи; когда соусники начинают нанизывать свои существительные, они могут довести человека до какой угодно границы. Итальянцы чествовали каждую женщину, как царицу, пока дома она не превращалась в оборванку. Янки – бодрые и мыслят масштабно: всегда хотят взять тебя в полет на луну. Но в то же время они жутко мелочные, словно какая-нибудь белошвейка, и в космическом корабле у них тотчас начинаются родильные муки, стоит кому-нибудь доесть их ореховое масло. Русские казались мне интересными. На самом деле они были самыми исландскими из всех иностранцев: всегда пили до дна, погружались
18
Веселые (англ.).
Скандинавские мужчины все такие же бестактные, как исландцы. На званом обеде они напиваются, громко хохочут и шумят, в конце концов даже принимаются «петь»; и это даже в приличных ресторанах, где публика вообще-то откупилась от постороннего шума деньгами. А их кошельки ждали себе в гардеробе в полной трезвости, в то время как исландская мошна стояла на столе, открытая для всех. В этом отношении наши поступали как самые настоящие викинги. «Слава – это все, а баба – это совсем другое дело!» – говорил мне мой Байринг из Болунгарвика [19] . Каждый вечер просто обязан быть историческим, иначе ты проиграл. А на следующий день они превращались в сонных мямлей с волей из пуха. Наверно, исландским женщинам не надоедает управлять своим браком, точно предприятием, но вот с подбором кадров им вечно не везет. Мне очень часто приходилось увольнять моих сотрудников, а лучшую замену им я находила редко.
19
Залив и населенный пункт на Западных фьордах, на северо-западе Исландии.
И все же мне удалось полюбить этих неотесанных исландцев, по крайней мере, до колен. Ниже не получалось. И когда ноги моего Йоуна-Первойоуна вылезли из моей утробы в роддоме, я решила: «С меня хватит.» Это была точная уменьшенная копия: ножищи Йоуна Первого в виде бонсая. У меня тотчас возникла нетерпимость к его отцу на физическом уровне, и я запретила ему входить, чтобы посмотреть на ребенка. Я только услышала удивленные нотки в его басе из коридора, когда акушерка заявила ему, что вызвала для него такси. С тех пор у меня возник такой обычай: когда я расставалась со своими мужчинами, я вызывала для них такси.
«Машина пришла!» – это стало моей любимой фразой.
11
Йоунизация
1959–1969
В годы между Второй мировой и Тресковой [20] войнами каждого второго мужчину в Исландии звали Йоун. От этих Йоунов буквально спасения не было. Нельзя было сходить на танцы и не залететь от какого-нибудь Йоуна. За десять лет я родила троих мальчиков от троих Йоунов, и некоторые даже шутили, что я – великий йоунизатор.
20
Тресковые войны – ряд конфликтов между Исландией и Великобританией с 1952 по 1976 гг., возникших по причине того, что британские суда ловили треску в исландских водах. Основной метод «ведения войны» у исландцев заключался в разрезании сетей британских траулеров специальными приспособлениями; однако имели место и серьезные стычки с применением военных и пограничных судов.
История Тресковых войн тесно связана с историей расширения территориальных вод Исландии. Для жителей этой страны, чье участие в военных действиях на протяжении веков сводилось к нулю, сам факт, что маленький и не имеющий своей армии народ посмел дать отпор одной из ведущих мировых держав, является предметом гордости.
Первым был Йоун Харальдссон – гладко причесанный оптовик с раздвоенным подбородком и перечным румянцем на щеках. От него у меня родился Харальд Прекрасноволосый. Оба были глухонемые.
Затем был Йоун Б. Оулавссон, знаменитый в пору «сикстиз»; его прозывали Йоумби. Он был рыжим, конопатым журналистом в газете «Время», в постели – мощный, а в остальном – мягкотелый. От него у меня родился Оулав – король бутербродов, который сейчас живет в Бергене. Ему лучше всего дышится среди буханок хлеба, и он не знает ничего скучнее визитов своей матери.
И под конец был Йоун Магнуссон – юрист и спец по генеалогиям; Нонни Магг [21] , раздобревший и добродушный, больше всего ценивший искусство «ловить момент», чем он каждый день и занимался, со стаканом и с завидным постоянством. От него у меня родился наш Магги – Магнус Законник. У этих отца с сыном семья была большая, разветвленная: отец Йоуна был сыном аж троих человек. Сам Йоун похвалялся тем, что он – единственный ныне здравствующий исландец, состоящий в родстве со всеми соотечественниками. «Привет, дядюшка, привет, тетушка», – говорил он. Худшее, что он мог сказать о человеке, было: «Он мне седьмая вода на киселе».
21
Нонни – уменьшительное от имени Йоун. Здесь и далее рассказчица использует сокращения от исландских отчеств.
Для удобства я зову моих Йоунов так: Первойоун, Среднейоун и Последнейоун.
А потом был Фридъйоун.
Вызвав такси для Первойоуна, я поспешила в Гамбург, где и прожила, если не ошибаюсь, два года. Я была еще слишком молода для исландской повседневности, мне надо было выпить больше из кубка жизни, прежде чем примириться с «послеродовой смертью»; а женщинам известно, что, дав жизнь ребенку, сами они
22
Великая свобода (нем.).
Это была моя последняя попытка что-то из себя сотворить. Мне скоро должно было исполниться тридцать, а я так ничему в жизни и не научилась, кроме как обращаться с гранатой и танцевать танго. В Гамбурге я собиралась учиться на фотографа. Рисовать мне всегда нравилось, а в Нью-Йорке Боб приоткрыл мне щелку в мир этого нового искусства. У его отца был оригинал одной фотографии Мэна Рэя [23] и книги с работами Брессона [24] и Брассая [25] , которые зацепили мой взор, подобно черным, как типографская краска, когтям. «Моменты из жизни» всегда нравились мне больше, чем постановочные фотографии. Позже я стала восторгаться Ли Миллер [26] , особенно ее снимками времен Второй мировой. На родине же почти не было прекрасных штрихов, разве что Кальдаль [27] , но я старалась не отставать от жизни и порой покупала Vogue и Life Magazine, когда они бывали в продаже. Ни одна исландская женщина не изучала фотоискусство с таким усердием, а отец однажды сказал, что если у меня и есть талант к чему-то, то к «искусству момента».
23
Мэн Рэй (1890–1976) – американский художник и фотограф, одно время примыкавший к дадаистам и сюрреалистам. Известен своими фотопортретами.
24
Анри Картье-Брессон (1908–2004) – французский фотограф, считающийся основоположником фотожурналистики.
25
Брассай (1899–1984) – венгерский фотограф, скульптор, писатель и режиссер.
26
Ли Миллер (1907–1977) – американский фотограф. У себя на родине начинала как фотомодель, в 1920-е гг. переехала в Париж и стала профессионально заниматься фотографией. Во время Второй мировой войны была военным корреспондентом журнала Vogue (в частности, фотографировала бомбардировку Лондона, освобождение Парижа, нацистские концлагеря Бухенвальд и Дахау).
27
Йоун Кальдаль (1896–1981) – самый известный исландский фотограф. Значительная часть его фоторабот – портреты. Кальдаль долгое время держал фотомастерскую на улице Лейгавег в Рейкьявике.
Я бывала в Гамбурге im Kriegzeit [28] . Тогда город лежал в руинах, но сейчас там все стало чисто и аккуратно. Немцам хорошо удается «расти над собой». Зато там был жилищный кризис, и после недолгих поисков я сделалась Mitvermieter [29] в Schansenviertel [30] . Я снимала жилье вместе с немецкой девушкой и ее подругой – француженкой по имени Жозефина. Они были гораздо младше меня, полны энергии; ночная жизнь у них начиналась рано, а день – поздно. Тем не менее я втянулась вместе с ними в развлечения, и в моей памяти жизнь в Гамбурге покрыта мраком – я курсировала между ночными клубами и темной комнатой.
28
В военное время (нем.).
29
Человек, снимающий квартиру совместно с кем-то другим (нем.).
30
Название района в старом Гамбурге.
Жози была одной из тех городских модниц, которые знакомятся только с «важными людьми». А в ту пору Астрид Кирххерр [31] , стриженая блондинка хрупкой красоты, начавшая рукодельничать с помощью фотоаппарата, стала своего рода кумиром молодежи в клубе в районе Санкт-Паули. Тогда главными местами в районе были Kaiserkeller и Top Ten Club, и однажды вечером мы забрели в первый и увидели, как ансамбль ливерпульских мальчиков исполняет там свой зажигательный номер. Никакого взрыва в зале не последовало (это будет позднее), но все сразу почувствовали, что эта музыка таит в себе новое ощущение. Они играли американскую рок-музыку на европейский лад. Гамбургская молодежь, воспитанная на Бахе и пивном джазе, никогда ничего подобного не слыхала. Я, конечно же, плохо разбиралась в популярной музыке, но меня сразили невинность и радостная игра этих милых волосатых парней. Они излучали какую-то новообретенную свободу. Наконец-то мы хоть чуть-чуть отдалились от войны.
31
Астрид Кирххерр (род. 1938) – немецкая фотохудожница. Во время выступлений ранних «Битлз» в Гамбурге делала их фотографии (впоследствии прославившие ее) и активно общалась с ними. (С упоминающимся далее Стюартом Сатклиффом она одно время была обручена.)