Женщина с берега
Шрифт:
Услышав это, «великий» сморщился так, будто ему насильно всунули в рот ломтик лимона, и с ужасом уставился на молодую девушку.
— Мали? Мали Кнудсен? Нет, знаете ли!.. Вы хотите убедить меня в том, что… Нет, это уж слишком, я не желаю знаться с простонародьем!
— То же самое я скажу о тебе, дьявольский старикашка, — вспылила Мали. — Я не хочу иметь в качестве отца насильника над детьми и убийцу! Я не желаю тебя знать, запомни это! Я считала, что мой отец умер, будучи прекрасным
Все испугались, что у Теодора Брандстедта будет апоплексический удар: лицо его приняло фиолетовый оттенок.
— Это уж слишком! — воскликнул он. — Этого я не потерплю! Убийца! Могу ли я спросить, кого я убивал?
— Мали выразилась слишком резко, — извиняющимся тоном заметил полицейский. — Но факт остается фактом: на фрекен Микальсруд было совершено нападение по причине отправленных ею писем.
— Писем?
— Да, она написала еще одно письмо. Второму любовнику Петры, который появился у нее пять лет спустя.
— Значит, это сделал он!
— Нет, он по собственной инициативе показал нам письмо. Он сам нашел нас.
— Но я не получал подобных писем! Сюда не приходило такое письмо.
— Я послала его на ваш домашний адрес, господин Брандстедт, — испуганно произнесла Нетта. — Мне показалось это более тактичным.
Он напоминал теперь разъяренного быка.
— Вся эта история так дурно пахнет, что вам придется, фрекен Микальсруд, подыскать себе другую работу. Вы уволены с сегодняшнего дня! Почему я должен убивать кого-то из-за какой-то старой, давно забытой юношеской истории?
— В тот раз вам было за тридцать, господин Брандстедт, — спокойно возразил полицейский. — А Петре Ольсдаттер всего четырнадцать.
Лицо его то краснело, то бледнело, как это бывает у женщин в переходном возрасте.
А в это время дверь открылась и вошла на редкость элегантная дама. Она бросила через плечо секретарю:
— Ничего, я только скажу пару слов моему мужу. Попрошу денег, как всегда!
Рассмеявшись, она повернулась к своему мужу.
— Теодор, — сказала она, — я была в городе и увидела удивительные…
Заметив четырех посетителей, она замолчала. Она переводила взгляд с полицейского на Нетту, потом на Андре и Мали, и обратно на Нетту.
Ее реакция бросилась всем в глаза. Вцепившись в край стола, она закатила глаза, словно собираясь упасть в обморок, но все-таки успела взять себя в руки.
— Я не знала, что у тебя посетители, — с натянутой улыбкой произнесла она.
Ее муж обошел письменный стол, чтобы поддержать ее, но Андре опередил его. Она оттолкнула их обоих.
— Это просто недомогание, — непринужденно заметила она. — Теодор, я вернусь, когда ты закончишь… с этими…
Но она никак не могла уйти, руки ее по-прежнему упирались в поверхность стола.
— Подождите немного, фру Брандстедт, — спокойно произнес полицейский. — Мне нужно задать вам один вопрос.
— Вопрос? Моей жене? — сказал Брандстедт, и все поняли, что он очень боится, что она узнает о его «интрижке» с Петрой Ольсдаттер.
— Да, ей, — все с тем же угрожающим спокойствием произнес полицейский. — Господин Брандстедт, вы настаиваете на том, что не получали никакого письма от фрекен Микальсруд?
— Могу поклясться в этом.
— Письмо это было послано вам домой. Скажите, имеете ли вы обыкновение читать письма других членов вашей семьи, фру Брандстедт?
— Конечно, нет, — возмущенно произнесла фру Брандстедт, а ее муж в это время начал:
— У нас нет друг от друга тайн… Но он тут же замолчал, уставившись на свою жену, словно у него внезапно возникли какие-то подозрения. Полицейский холодно произнес:
— Чтение чужих писем, фру Брандстедт, иногда влечет за собой наказание. Но при любых обстоятельствах, это низменное и подлое занятие!
Она вздрогнула при слове «подлое», словно ее ударили кнутом.
— Но, Арна, — начал Брандстедт.
— Замолчи! — огрызнулась она. — Тебе не в чем меня упрекнуть! Я пыталась спасти тебя.
— И вас саму, фру Брандстедт, — заметил полицейский. — Вы оба пойдете со мной сейчас в участок. Один из вас подозревается в попытке убийства, а другой — в прелюбодеянии с несовершеннолетней.
Протестующие вопли супружеской пары заглушил голос Мали:
— Слава Богу, что я не дочь убийцы! Он всего-навсего блудливый кот, что, впрочем, не менее гадко!
Подойдя к Теодору Брандстедту, она со всей силы пнула его ногой и сказала:
— Вот тебе за мою мать!
Она вышла со слезами на глазах, а он согнулся пополам от боли.
Андре и Нетта поспешили за ней.
Разумеется, в городе разразился великий скандал. С жадным вниманием люди читали сообщения в газетах, все радовались тому, что у тех, кто богат и удачлив, тоже есть в жизни большие неприятности.
Андре позвонил домой по телефону.
— Привет, мама, — сказал он Бенедикте. — Поручение выполнено.
Ему приходилось кричать во весь голос, потому что слышимость была отвратительной: казалось, что на линии грохочет Верингский водопад.
— Неужели? И что же ты обнаружил? — доносился до него издалека голос Бенедикты.
— Это был Кристер Грип! И, мама… можно я привезу домой одну нашу родственницу?
— Объясни, в чем дело!
— Она последняя в своей ветви. Ей негде жить, у нее нет семьи, нет ничего!