Женщина, стоящая посреди
Шрифт:
Гордость наконец смутно пробудилась в ней. Почему же это никто не хочет считаться с нею?.. Почему они думают только о себе? Что же она такое?.. Неужели им только этого и нужно?.. Это оскорбительно, наконец!..
Девушка решилась сделать еще одну попытку: она притворилась, что ничего не случилось, и заговорила о чем-то совершенно постороннем.
— Это не любопытно! — грубо возразил инженер.
Нина закусила губы и долго стояла не шевелясь. Потом тихо, но твердо двинулась, взяла шляпу и направилась к двери. Инженер хотел удержать ее, но передумал.
«Ничего,
XV
Высоцкий решил хорошенько проучить девушку, чтобы заставить ее отказаться от всякого сопротивления. Несколько дней его не было видно, и Нина узнала, что он уехал. При этом известии девушку охватил смертельный ужас: ей показалось, что он уехал навсегда, и больше она его не увидит. Но инженер вернулся и даже подошел к ней, когда она гуляла в парке вместе с Анни.
Нина встретила его такой сияющей, беззаветной улыбкой, что у нее даже слезы навернулись на глазах. Но инженер был неумолим. Он очень вежливо поздоровался, но разговаривал только с Анни, не обращая на Нину никакого внимания. Девушка напрасно старалась поймать его взгляд, краснела, бледнела и чуть не плакала. Наконец, улучив мгновение, шепнула ему:
— Вы на меня сердитесь?..
— Я думаю!.. — холодно пожал плечами инженер и опять обратился к Анни.
Нина бессильно замолчала.
Когда прощались, девушка еще раз попыталась улыбнуться ему, но инженер смотрел холодно и равнодушно. Оскорбленная Нина вспыхнула и сжала губы, чтобы не разрыдаться. Сердце ее разрывалось, она даже как-то растерялась.
То же повторилось и на следующие дни. Потом Нина сама попыталась не обращать на него внимания, но этого хватило только на несколько часов.
В один из таких дней приехал муж Анни, добродушный усатый штаб-ротмистр, обожавший жену и очень любивший Нину, которую знал еще девочкой.
Прежде Нина приходила в детский восторг, когда он приезжал, потому что приезд ротмистра сопровождался всевозможными веселыми затеями, поездками, пикниками, катаньями на лодке. Но теперь девушка не ощущала ничего, кроме досады: она сразу сообразила, что теперь ей очень будет трудно переговорить с инженером наедине. А когда штаб-ротмистр сразу же предложил поездку в лес, Нина чуть не заплакала от досады. Ясно было, что в этот день она даже и вообще не увидит Высоцкого.
Так и случилось: после обеда поехали в лес, потом катались на лодке, потом ужинали при свете костра и вернулись домой, когда ночь стояла на дворе. Все были веселы и довольны, ленивую Анни нельзя было узнать в той хорошенькой оживленной женщине, которая смеялась и дурачилась так заразительно-весело, а Нина ходила как в воду опущенная, еле сдерживая безумное раздражение, ненавидя всех и все.
Так пошло изо дня в день. Нина не могла вырваться ни на минуту. Инженер пришел сам, но был так же холоден и все свое внимание, казалось, обратил на ротмистра. Наконец Нина не выдержала этой пытки. Она улучила минуту и почти на глазах у всех робко и нежно прижалась к Высоцкому, без слов умоляя о прощении. Инженер быстро и пытливо взглянул на нее.
— Вы меня уже больше не любите?.. — спросила Нина, краснея.
— Нет, я люблю вас, но для меня слишком мучительно любить и не обладать… Вы требуете, чтобы я щадил вас, и я щажу… Чего же больше?.. Моею вы быть не хотите?..
Отчаяние выразилось в умоляющих глазах девушки.
— Я не могу!.. — прошептала она.
— Не могу и не хочу здесь — одно и то же!.. — холодно возразил инженер и отошел.
Нина проплакала всю ночь и пала духом. Она уже не могла сопротивляться. Наутро она стала ждать инженера, чтобы сказать ему что-то самое важное, что ей и самой не представлялось ясно. Но инженер нарочно не пришел, учитывая последствия бывшего разговора.
Вся семья сидела за вечерним чаем, и ротмистр оглушительно хохотал, рассказывая какие-то, как казалось Нине, ему одному интересные анекдоты из полковой жизни.
Девушка томилась, как больная. Бледная и беспомощная, бродила взад и вперед, то присаживалась у стола, то выходила в сад и с такой тоской смотрела на темнеющее небо, точно с каждым погасающим лучом зари таяла ее последняя надежда. Вечер шел медленно, и никуда нельзя было пристроить себя, и было страшно, что и сегодня она не увидит инженера.
— Что ты мечешься как неприкаянная? — спросила наконец Анни, заметив ее блуждания.
Нина не ответила, только губы ее задрожали от болезненной ненависти к счастливой сестре.
«Да, тебе хорошо!..» — подумала она.
— А где же ваш прекрасный инженер?.. — добродушно спросил ротмистр и распустил усы, готовясь подшутить над девушкой.
— Они поссорились!.. — насмешливо заметила Анни.
Злобный огонек сверкнул в глазах Нины, и, чувствуя, что сейчас заплачет, она топнула ногой и крикнула:
— Как это глупо… Чего вы ко мне пристали все!.. Что я вам сделала?..
Потом порывисто повернулась и, уже совсем не владея собою, изо всех сил хлопнула дверью в свою комнату.
— Вот тебе и раз!.. — удивленно протянул ротмистр. — Что это с ней?..
— С ума сошла!.. — холодно ответила Анни, пожимая плечами.
Ротмистр, искренно огорченный, хотел идти за Ниной, но Анни не пустила:
— Пускай перебесится. Эта девчонка совершенно распустилась!
Нина слышала эти слова, и они странно засели у нее в мозгу.
— Ну да!.. И распустилась!.. — с каким-то жгучим наслаждением повторила она, лежа на кровати и судорожно крутя угол подушки злыми, нервными пальцами.
И ей пришло в голову, что теперь все равно!.. Пусть так!..
Решение пришло сразу, без колебания. Приближалась ночь. Надо было спешить. Бесшумными, быстрыми движениями Нина задвигалась по комнате. Казалось, она двигается уже помимо воли, во власти какой-то чужой силы. Каждый жест ее был механичен, лицо бледно, губы сжаты.
— Распустилась?.. И пусть!.. — повторяла девушка сквозь зубы.