Женщина в черном и другие мистические истории (Самиздатовская сборка)
Шрифт:
— Поговорим о вашей работе, — сказала она, прислонившись к густой листве, — о ваших успехах и о том, какое все это имеет для вас значение.
Он смущенно глядел на нее лихорадочно горящим взором.
— В моем мраморе вам чудится угроза ада? — спросил он.
— Нет, я в нем не вижу разрушения. Он говорить мне только о воскресении и о надежде на рай. Смотрите на меня внимательнее…
— Кто ты? — прошептал он, закрыв глаза, чтобы привести в порядок спутанные мысли. — Когда мы встречались?
— Ты быль очень молод, — тихо проговорила она, — а я
Наступила минута тяжелого молчания. Затем её голос продолжал:
— Я ничего не сказала, ни слова благодарности… Я не была слишком тяжелой ношей… Ты быстро перенес меня… Это было очень давно…
Следя за ним лучистыми глазами, она продолжала:
— В один день, хам, на берегах реки, залитой солнцем, ты узнал в моих поцелуях язык моей любви. За каждый поцелуй, которыми мы дарили друг друга, нужно свести счеты, за каждый, даже за последний… Ты воздвиг памятник нам обоим, проповедуя воскресение души. Любовь такая незначительная вещь, а наша длилась целый день! Ты помнишь? Хотя Создавший любовь хотел, чтобы она длилась целую жизнь. Только тот, кому суждено погибнуть, переживает это.
Она пододвинулась ближе.
— Скажи мне, ты, проповедывавший воскресение умерших душ, ты боишься умереть?
Её тихий голос умолк. Среди зеленой листвы засветились огни: большие стеклянный двери в бальную залу открылись, и хлынул ноток света, в котором фонтан засверкал серебром. Сквозь звуки музыки и смеха раздался ясный, но отдаленный голос.
— Франсуаза!
— Франсуаза! Франсуаза! — повторил голос уже ближе. Женщина медленно обернулась и поглядела в пространство.
— Кто это звал? — спросил он хриплым голосом.
— Моя мать, — отвечала она, внимательно прислушиваясь. — Ты будешь меня ждать?
Она наклонилась и взяла его за руки.
— Где? — спросил он; губы у него пересохли. — Мы не можем говорить здесь о том, что должно быть высказано.
— Жди меня в своей студии, — прошептала она.
— Ты знаешь, где она?
— Я говорю, что приду. Через несколько минуть я буду у тебя!
Их руки на мгновение прильнули одна к другой. Затем женщина скрылась в толпе.
Хельмер с опущенной головой вошел в зал, ослепленный ярким светом.
— Ты болен, Филипп, — сказал хозяин дома, заметив его. — У тебя лицо, как у умирающего пастуха на твоей группе. Клянусь тебе, ты похож на него!
— Нашли вы свою женщину в черном? — спросила с любопытством хозяйка.
— Да, — отвечал он. — Спокойной ночи!
Когда он вышел, воздух показался ему ледяным, холодным, как сама смерть. Тяжелая дверь подъезда захлопнулась за ним, и замерли отдаленные звуки музыки. Фонари карет мелькали у него перед глазами, пока он спускался по засыпанным снегом ступенькам. Весь дрожа, он пошел налево. Перед ним был грязный бульвар под железной аркой, которая дрожала: приближался поезд воздушной железной дороги. С грохотом пронеслись вагоны. Он поднял глаза и увидел освещенный циферблат башенных часов. Все ему
— Что за безумие! — громко проговорил он, останавливаясь в темноте. — Все это бред. Откуда ей знать, куда нужно идти?
На перекрестке двух глухих переулков он снова остановился, нервно теребя пальто.
— Это жар, бред! её там не было.
На улице было темно, только на углу горел красный фонарь, да через дорогу слабо мерцал свет в маленьком старом ресторане. Но ему чудилось, что мелькают огоньки, которые освещают дорогу к глухому переулку. Старые дома безмолвно глядели друг на друга и как будто поджидали его. Наконец он открыл какую-то дверь и вошел в темный коридор. Бледные колеблющиеся огоньки, рождавшиеся в незримой глубине ночи, продолжали освещать ему путь.
— Её там не было! — с трудом проговорил он, запирая дверь и опускаясь на пол.
Он поднял глаза и увидел, что в большой комнате все светлело под влиянием колеблющихся огоньков.
— Все будет гореть так, как горю я! — громко произнес он.
Призрачные огоньки проникли в его тело. Вдруг он рассмеялся. Пустая студия ответила ему эхом.
— Что это? — зашептал он, внимательно прислушиваясь. Кто это стучал?
Кто-то стоял за дверью. Кое-как ему удалось подняться и повернуть ключ.
— Ты? — прошептал он в то время, как женщина быстро вошла.
Волосы её были в беспорядке, черное платье засыпано снегом.
— Кто же мог прийти, кроме меня? — проговорила она, затаив дыхание.
— Слушай! Ты слышишь, моя мать опять зовет меня? Слишком поздно… Но она была со мною до конца.
В тишине, из бесконечной дали, пронесся крик отчаяния.
— Франсуаза!
Хельмер упал в кресло, и маленькие огоньки окутали его, так что комната начала снова наполняться бледным сиянием. Сквозь него он наблюдал за женщиной.
Часы сменялись часами, время шло… Она сидела подле него молча, не дыша.
Словно огненный вихрь, охватили его дремота и грезы. Он погрузился в сон и лежал без сознания, продолжая глядеть на нее уже ничего не видящими глазами. И так час за часом… Бледное сияние стало угасать и перешло в мерцание.
Он очнулся среди полного мрака; сознание его было совершенно ясно, и он тихим голосом произнес её имя.
— Да, я здесь, — ответила она.
— Это смерть? — кротко спросил он, закрывая глаза.
— Да. Смотри на меня, Филипп.
Глаза его раскрылись. На изменившемся лице застыло глубокое удивление: перед ним на коленях стояло крылатое существо и внимательным взором глядело на него…
Mary Shelley, «Roger Dodsworth: The Reanimated Englishman», 1826
Перевод с английского: Артем Агеев, под редакцией Владислава Женевского, 2013
Источник: http://darkermagazine.ru
Nathaniel Hawthorne, «Roger Malvin's Burial», 1832