Женщина в черном

Бестужева-Лада Светлана Игоревна

Блефовал Сан Саныч. Уж кто-кто, а он патологически боится покойников и пистолет свой носит в основном для самоуважения. Да и стреляет… как я готовлю: удивляется, если попадает в мишень. Так Павел с сожалением рассказывал. Но Гена-то этого не знал. Поэтому покорно отправился в дальний угол, где на полу валялся мой плащ. Белый. В голову пришла идиотская мысль: интересно, за чей счет будет химчистка? Сейчас – довольно дорогое удовольствие.

В эту самую минуту заметила, что дядя окончательно пришел в себя. Сидели мы с ним на расстоянии пары метров друг от друга, он – лицом к двери, я – спиной. И провалиться мне на этом самом месте, книжник видел что-то такое, чего я видеть не могла.

Гена нехотя подошел к своим «начальникам», держа на ладони

связку ключей. Моих, между прочим. И не только от квартиры, но и от моего собственного офиса. Если он не полный идиот, сможет обчистить и то, и другое и смыться от подельщиков с вполне приличным кушем.

Троица повернулась ко мне, полностью загородив дядю. Саша протянул ключи: хотел, наверное, чтобы я объяснила, какой от чего. Но не успел. Послышался громкий крик дяди: «Падай с креслом!» – и, вспомнив кое-какой каскадерский опыт, я сильно накренила дубовую махину и рухнула вместе с ней. Грохот от падения кресел слился с выстрелом. Невезучий Гена свалился, как сосна на лесоповале. А Саша и бээмвэшник резко повернулись к двери на звук выстрела. Сева достал пистолет первым, но на курок нажал уже мертвец, и пуля ушла в потолок.

А краса и гордость отечественного правосудия, Александр Александрович Чернов, не мудрствуя лукаво бросился к окну. Успел вскочить на подоконник, но третья пуля достала и его – на правом плече появилось (точь-в-точь, как у Кеши!) красное пятно, и Саша пробил собой окно…

Дальше уже началось опять что-то вроде галлюцинации. Из коридора в комнату с моим пистолетом в руке вошла баба Катя. Положила пушку на стол, небрежно, как скалку или консервный нож, и присела перед дядей. А в разбитом окне возник… Павел Павлович собственной персоной и тоже с пистолетом в руке. Своим, что характерно. Наверное, я прилично стукнулась об пол при падении, если видела такие веселые картинки. Зато теперь меня уже можно было пытать до посинения, ничего бы не добились. У человека поехала крыша – какой с него спрос?

– Пошли вы все к черту! – только и смогла произнести и отключилась.

Глава 13

ПАВЕЛ ШЕРВУД

Первый и, надеюсь, последний раз в жизни гнал машину так, как это любит Вера. На спидометр даже не смотрел, чтобы зря не расстраиваться и не отвлекаться. На милицию тоже не реагировал – ехал, похоже, под непрерывный аккомпанемент свистков. Каким чудом никого не сбил и ни во что не вмазался – удивляюсь по сей день.

Говорят, в стрессовых ситуациях у человека обостряются все чувства. Если, конечно, полностью не атрофируются. Со мной, к счастью, было первое. Обычно соображаю не слишком быстро, но в этой сумасшедшей поездке мозг работал, как компьютер. И то, что никак не вписывалось в схему, фрагмент за фрагментом укладывалось в стройную картину. Не слишком, кстати, сложную.

Конечно, потребуются проверки. Но и так в принципе было ясно: пострадавший банк скорее всего исчез бы в ближайшие несколько дней, к неописуемой трагедии одураченных вкладчиков. Говоря научно, обанкротился бы. Президент уже уехал за границу, вице-президент, насколько мне было известно, должен был присоединиться к нему со дня на день. По-видимому, он оставался, чтобы доделать какие-то формальности, дошлифовать мелочи. Но не успел – получил пулю. От Иннокентия?

Полная чушь! Ведь этот самый Игнатенко обмолвился, что компаньоны – бывшие. Значит, с их отъездом и ликвидацией банка он лишался своей законной доли пирога. И пошел ва-банк, простите за невольный каламбур, лишь бы отыграть свое, пусть даже ценой крови. Иннокентия должны были убить там же, в самом офисе или около него, как только он передал бы Всеволоду Эмильевичу нечто. Но что именно? Вот это, пожалуй, и было последним, недостающим звеном. Узнать, за чем охотились и что охраняли бывшие и нынешние «банкиры» и их помощники, и дело решится само собой.

Главное, имелось четкое впечатление, что речь об этом «нечто» возникала, и неоднократно. И в повествовании Иннокентия, и в рассказе

Екатерины Павловны проскальзывала какая-то мелочь, несообразица, одинаково удивлявшая их обоих.

Но они ее не фиксировали, поэтому и я никак не мог вспомнить, что именно. Без конца спотыкался именно здесь, пытался повернуть дело то так, то эдак, а все равно упирался в стену.

Очень плохо (хотя вполне естественно) было и то, что в деле замешаны профессиональные уголовники. Какими бы крутыми ни казались сами себе большинство свежеиспеченных банкиров, бизнесменов и прочих коммерсантов, совковое прошлое оставило на их психике неизгладимый отпечаток. Если, конечно, это прошлое не было уголовным. Но бывшему инженеру, преподавателю, научному сотруднику – кто там у них деньги считает – очень трудно, практически невозможно убить. Поэтому чаще убивают их, несмотря на телохранителей и прочие меры предосторожности. Для Всеволода Игнатенко убить человека – почти гамлетовский вопрос, уверен. Для Генки Белова – Таракана – раз плюнуть. А вместе, как говорилось в одном всенародно любимом фильме, они делают общее дело. И не без успеха.

И Вера, как бы она ни хорохорилась, вряд ли сможет выстрелить в живого человека. Толку от ее пистолета не больше, чем от детского пугача. Хотя она неплохая актриса и в принципе может изобразить женщину-полицейского из американского боевика. Только, боюсь, Генка Белов выстрелит раньше. Или выбьет у нее оружие и придушит. Он ведь не играет и не рассуждает, он действует так, как привык действовать. Он – профессионал, а все остальные – жалкие дилетанты.

Старое правило: достал пистолет – стреляй. Или враг выстрелит. Вот почему я и не понимаю всякие там зажигалки-пистолеты, духовые пукалки и прочие газовые игрушки. На любую пукалку может явиться «Макаров». Такие вот дела.

Ворота дачи Вериного дяди были заперты, калитка – тоже. Все по моим инструкциям, но… Но перед воротами отчетливо виднелись свеженькие следы шин. Здесь было как минимум две машины, причем одна – моей подруги. Какого черта она здесь делает? Или это осталось с утра? Вряд ли, тогда было сухо, днем прошел дождь, и машина была здесь уже после. Интересное кино…

Настолько интересное, что решил вспомнить молодость и полез через забор, хотя в принципе рисковал нарваться на что угодно. От злой собаки до хорошего заряда дроби, если у Викентия Эдуардовича имелось ружье. Хотя смутно помнилось, что ни ружья, ни собаки не было. Так что имело смысл рискнуть.

В доме было освещено только одно окно. Зато за воротами стояли две машины. Верина «Волга», естественно, и… Не поверил глазам: «БМВ»! Синяя. Чиркнул спичкой и увидел номер, который и до этого знал наизусть, "Я 77– 77 ММ ". За один такой номер большие деньги надо было заплатить. Престижно! Только на машине с таким номером лучше не ввязываться в дорожно-транспортные происшествия, тем более в уголовные дела. Даже дебил запомнит с первого раза.

Значит, Игнатенко (или тот, кто ездит на его машине) здесь. И Вера… Дело становилось хуже с каждой минутой. В доме – старик, старуха, маленький ребенок. Еще женщина, хоть и храбрая, но… в общем, женщина. И как минимум один бандит и неизвестно сколько его… кого?., сообщников?., подельщиков?.. нанимателей?..

Именно поэтому предпочел не идти на крыльцо, а попробовать поискать черный ход или не слишком плотно запертое окно. В крайнем случае – через чердак. Береженого бог бережет, а в данном случае я не имел права рисковать, поскольку пострадать могли многие. В том числе и Вера.

Дурацкая манера – посыпать дорожки гравием! Первый же шаг показался адским грохотом. Пришлось сойти вбок, на траву, и по ней идти вдоль дома, к освещенному окну. И все-таки не успел!

В доме раздался громкий, невнятный крик – мужской! – и сразу же грохот. Как будто упало что-то тяжелое. Вслед за этим раздались выстрелы: один, второй, третий… Я бегом кинулся к окну, и тут же раздался еще один выстрел, и под звон разбитых стекол и треск оконных рам к моим ногам рухнул… Саша Чернов! Ах, сволочи!