Женщины, изменившие мир
Шрифт:
Правда, первые годы их брачной жизни были вроде бы счастливыми. Сын, также названный Морисом (Морицем) в память о знаменитом маршале-прадеде, и дочь Соланж стали для Авроры истинным утешением. Она шила на детей, хотя плохо владела иголкой, заботилась о хозяйстве и всеми силами старалась сделать мужу жизнь в Ноане приятной. Увы, ей не удавалось сводить концы с концами, и это послужило новым источником пререканий и неприятностей. Тогда она занялась переводами и начала писать роман, который, был позднее брошен в огонь. Все это, конечно, не могло способствовать семейному счастью. Ссоры продолжались, и в один прекрасный день муж позволил жене уехать в Париж, взяв с собой дочурку.
Чтобы избавиться от расходов на дорогостоящие женские наряды, она стала носить мужской костюм, который еще тем был удобен, что давал ей возможность ходить по городу в любую погоду. В длинном сером (модном в то время) пальто, круглой фетровой шляпе и крепких сапогах бродила молодая женщина по улицам Парижа, словно пьяная от свободы, которая вознаграждала ее за лишения. Она обедала на один франк, сама стирала и гладила белье, водила девочку гулять. Мостиком к литературному труду стало ее увлечение «маленьким Жюлем» — Сандо, красивым юношей. Озабоченная добыванием средств на жизнь, женщина придумала написать совместный с Сандо роман. Муж наезжая в Париж, непременно посещал жену и водил ее в театр или какой-нибудь дорогой ресторан. Летом она возвращалась на несколько месяцев к нему в Ноан, главным образом для того, чтобы повидаться с горячо любимым сыном. Мачеха мужа тоже иногда встречалась с ней в Париже. Узнав однажды, что Аврора намеревается издавать книги, она пришла в сильную ярость и просила, чтобы имя Дюдеван никогда не появлялось на какой бы то ни было книге. Аврора с улыбкой обещала исполнить эту просьбу и стала называть себя Жорж Санд. Это имя и осталось ее литературным псевдонимом.
Современники считали Санд непостоянной и бессердечной, называли ее лесбиянкой или, в лучшем случае, бисексуалкой, и указывали, что в ней прятался глубоко скрытый материнский инстинкт, не реализованный в жизни полностью, поскольку Санд всегда выбирала мужчин моложе себя. Жорж Санд постоянно курила сигары, а ее движения были резки и порывисты. Мужчин притягивали ее интеллект и жажда жизни.
Роман с молодым писателем Жюлем Сандо набирал обороты. Говорили, что Сандо был первой настоящей любовью Авроры Дюдеван и что литературная общность их имела своей первопричиной именно эту любовь. Однако из признаний Жорж Санд видно, что еще задолго до знакомства с Сандо она была влюблена, и притом совершенно платонически, в одного человека, который был от нее далеко и которого она украшала всеми добродетелями и прелестями во всю силу своей романтически настроенной фантазии. Она еще жила тогда в Ноане и до глубокой ночи засиживалась иногда над пламенными письмами к нему.
Героем второго романа был, как уже говорилось, Жюль Сандо, с которым она познакомилась в числе прочих студентов, окруживших молодую женщину тотчас по приезду ее в Париж. Сандо был младше Авроры на семь лет. Это был хрупкий светловолосый мужчина аристократической наружности. Вместе с ним она написала романы «Комиссионер» (1830) и «Роз и Бланш» (1831), которые были очень тепло приняты читателями. В «Роз и Бланш» Аврора использовала свои воспоминания о монастыре, заметки о путешествии в Пиренеи, рассказы своей матери. В чем причина их разрыва? Трудно сказать, но Сандо в своем романе «Фердинанд» указывает на то, что разрыв произошел с согласия обеих сторон.
Уже самостоятельно Аврора начала новый роман «Индиана», темой которого стало противопоставление женщины, ищущей идеальной любви, чувственному и тщеславному мужчине. Сандо одобрил роман, но отказался подписаться под чужим текстом. Успех «Индианы», о которой хвалебно отозвались Бальзак и Гюстав Планш, позволил ей заключить контракт с «Ревю де Де Монд» и обрести финансовую независимость.
В 1833 году выходит в свет роман «Лелия», вызвавший скандал. Главная героиня, в погоне за счастьем, которое дает другим женщинам, но почему-то не ей, физическая любовь, переходит от любовника к любовнику. Позднее Жорж Санд исправит роман, убрав признания в бессилии и придав ему большую моральную и социальную окраску.
Во многом героиня этой книги была срисована с самой Авроры. Санд не могла наслаждаться сексом, если не была влюблена в своего партнера. Очень непродолжительным экспериментом оказалась, например, ее чисто сексуальная связь с писателем Проспером Мериме, к которому она не испытывала абсолютно никаких чувств. Некоторые любовники Санд утверждали, что она фригидна. На самом деле она, вероятно, была просто похожа на многих других женщин, которые становятся страстными под влиянием чувств и бывают абсолютно холодными и равнодушными, когда этих чувств не испытывают. Санд тоже могла быть страстной и чувственной женщиной. Она призналась, например, что обожала Мишеля де Бурже, одного их своих любовников, женатого некрасивого мужчину, именно потому, что он заставлял ее «трепетать от желания».
Роман Авроры с Альфредом де Мюссе был по счету третьим. Об Альфреде она много слышала от своего друга и горячего поклонника Сент-Бева, который давно мечтал их познакомить. Но Аврора не спешила. «Он слишком большой франт, мы не подошли бы друг другу сердцами», — говорила она. В то время, когда Мюссе был еще в зените красоты и славы, она уже успела выпустить под псевдонимом «Жорж Санд» четыре романа, которые тотчас привлекли к ней всеобщее внимание. Публика была в восторге, и деньги обильно посыпались под крышу чердака, на котором жила молодая женщина, начинавшая уже думать, что несчастье и бедность навсегда останутся ее уделом. Однако с первой минуты знакомства она должна была признать, что «большой франт» очень красив и обаятелен. Моложе ее на шесть лет, худой, со светлыми волнистыми волосами, он мастерски вел шутливый диалог, чуть-чуть приправляя его сарказмом. Между ними завязалась переписка, вскоре Мюссе переехал в квартиру Санд на набережной Малакэ.
Была ли Жорж Санд красива? Одни говорили, что да, другие считали ее отвратительной. Сама она открыто причисляла себя к уродам, доказывая, что у нее нет грации, которая, как известно, заменяет иногда красоту. Современники изображали ее женщиной невысокого роста, плотного телосложения, с мрачным выражением лица, большими глазами, но рассеянным взглядом, желтым цветом кожи, преждевременными морщинами на шее. Одни только руки ее они признавали безусловно красивыми. Сам Мюссе, впрочем, описал ее совершенно иной. «Когда я увидел ее в первый раз, она была в женском платье, а не в элегантном мужском костюме, которым так часто себя безобразила. И вела она себя также с истинно женским изяществом, унаследованным ею от своей знатной бабушки. Следы юности лежали еще на щеках, великолепные глаза ее ярко блестели, и блеск этот под тенью темных густых волос производил поистине чарующее впечатление, поразив меня в самое сердце. На лбу лежала печать бесконечности мыслей. Говорила она мало, но твердо».
Мюссе впоследствии рассказывал, что он как бы переродился под влиянием этой женщины, что ни до нее, ни после он никогда не испытывал такого восторженного состояния, таких приступов любви и счастья, как в дни близкого знакомства с ней. Пламенная страсть Мюссе не сразу разогрела сердце Авроры, и она медленно уступала его настойчивым ухаживаниям. Сначала на нее произвели приятное впечатление изящные манеры молодого человека, который относился к ней, как к представительнице высшего света, забывая, что она вращалась среди студентов и вела бедную жизнь. Затем ей польстило, что знаменитый поэт обращался к ней с просьбами высказать мнение о его произведениях и любезно предоставлял ей критиковать себя. Красота его и любовь имели для нее второстепенное значение. Позднее, впрочем, и она поддалась всепожирающему пламени страсти.
Различие характеров, конечно, обнаружилось не сразу, и первое время после сближения любовники были счастливы. Но скоро Мюссе стал несносен, проявились все его комплексы, капризность, переменчивость настроения. Временами его преследовали приступы галлюцинаций, при которых он терял сознание и разговаривал с духами. Это было невыносимо для обоих. В минуты злости он называл ее «монашкой» и говорил, что она должна жить в монастыре. Наверное, слишком глубоко сидела в ней вера в благородную, возвышенную и одновременно скромную любовь.