Женская собственность. Сборник

Черных Валентин Константинович

— И сколько вы прожили в Англии?

— Я два года, а он живет до сих пор.

— А ты сколько раз была замужем?

— Официально три раза и два неофициально, то есть я собиралась за них выйти замуж, но они на мне не женились.

Двадцать четыре дня отдыха прошли быстро. Лора запомнилась на всю жизнь, как все, что происходит впервые. Еще до того, как он увидит через несколько лет оральный секс на видеокассете в порнофильме, он узнал от нее, что нежность женщины, как и нежность мужчины, без орального секса — не полная нежность.

За

эти двадцать четыре дня он почти бегло заговорил по-английски, не обращая внимания на ошибки и не думая о произношении. Что-то в нем за эти дни изменилось. Никогда еще рядом с ним не было такой естественной женщины. Даже во время любовных ласк она требовала:

— Скажи по-английски, о чем ты сейчас думаешь.

— Я не думаю, я трахаю тебя.

— А что чувствуешь?

— На твоей попке очень нежная кожа.

В английском у попки, как и в русском, были более грубые и, может быть, более точные синонимы.

— Откуда ты знаешь такие выражения? — спрашивал он.

— У меня был любовник докер.

— Англичанин?

— Ирландец.

— А разве ирландцы не англичане?

— Не скажу.

— Почему?

— Сходи в библиотеку, возьми соответствующую книгу и почитай.

Она сводила его в городскую библиотеку и научила, как пользоваться каталогами, чтобы найти нужную книгу.

Они загорали с ней на пляже, перед обедом она забегала к нему в номер, и он понял, что любовью можно заниматься всегда и везде, вне зависимости от времени и места.

После обеда она спала, восстанавливая силы, и приходила к нему вечером. Рядом с ней он вспоминал Марину, иногда Лиду; кого вспоминала она, он никогда не узнает, несколько раз в забытьи она называла его Вадиком.

Его беспокоило, что Марина, не получая от него писем больше двух недель, могла заказать телефонный разговор с уведомлением, в коттедже у него телефона не было. И совхозные телефонистки могли ей сказать, что он в доме отдыха в Сочи, телефонистки ведь не дают клятв не разглашать чужих секретов, да и то, что он в доме отдыха, они не считают секретом, какой секрет, если об этом секрете знает весь совхоз, состоящий из нескольких деревень.

С Лорой он не вел откровенных разговоров, но однажды она все-таки спросила его:

— Чего ты хочешь добиться в жизни?

Они говорили по-английски, и поэтому у него было время, чтобы оттянуть ответ.

— Повтори вопрос, — попросил он.

— Кем ты хочешь стать? — уточнила она. — Ты так гордо поправил меня, что ты не механик, а старший механик. А какой дальше может быть механик?

— Главный.

— А потом генеральный механик?

— Генеральных механиков не бывает.

— Тогда о чем мечтает главный механик?

— Главный механик может стать директором совхоза.

— А что это за люди, которые мечтают стать директором совхоза? Вот ты мечтаешь стать директором совхоза?

— Я об этом не мечтаю.

Он не мечтал стать директором совхоза, но не

исключал этой должности как промежуточной в своей жизни. Но он никогда и никому не говорил о своих планах. Когда-то он сказал матери Лены, что будет работать в Москве, и был высмеян. Он спланировал свои последующие пять лет, и в эти пять лет в его планы женитьба не вписывалась, может быть не во все пять лет, но в ближайшие два года абсолютно точно. И совсем необязательно жениться в двадцать четыре года. Но две женщины хотели, чтобы он женился на них.

У него в мастерских работал слесарем парнишка, которому только что исполнилось восемнадцать лет, и до ухода в армию осенью он свою жизнь рассматривал как временное состояние, как и большинство парней его возраста. Настоящей жизнью они собирались жить после службы в армии. Он пошел на танцы, выпил для веселья и раскованности, все деревенские парни перед танцами выпивали. После танцев он пошел провожать одноклассницу, с которой танцевал, соседка все же. Ее родители уехали к родственникам, и они оказались вдвоем.

— И что было потом? — спрашивали его слесаря из мастерской.

— Ничего не было. Только ткнулся, и сразу все кончилось. И пошел домой. И больше не ходил. Не нравится она мне. Потеет всегда. И в школе от нее потом пахло. В десятом классе она за партой сидела одна. Я и забыл уже, три месяца прошло. А ее мать приходит к моей и говорит, что она беременная и я на ней должен жениться. Мать меня вызывает и спрашивает:

— Было?

— Почти не было, — говорю я.

— Если забеременела, то и почти считается, — говорит ее мать.

Я им говорю: я же не хотел, чтобы она беременела. Я ее только погладил, она сама трусы сняла. Значит, ей хотелось. Можно считать, что я выполнил ее желание. И почему я за это должен на ней жениться?

— Придется тебе жениться, — говорили слесаря. — Если ребенок твой, то и грех твой. А чего, женись! Пока в армии служить будешь, сын подрастет. А когда вернешься из армии, и думать тебе ни о чем не надо. Баба всегда под боком. Каждую ночь ее можешь хоть ложкой хлебать. Все твое. А потение пройдет. У меня баба тоже от волнения потела. А теперь, когда трое детей, чего ей волноваться, я уже никуда не денусь, она и потеть перестала.

Он слушал эти разговоры и думал, что сам не в лучшем положении, чем этот маленький слесаренок. И как бы он ни объяснял Марине, что надо подождать, она ждать не хотела. Он представлял, как привезет Марину в совхоз и как однажды она и Лида встретятся в магазине. И он представил драку. Конечно, в драке одолеет Марина, она крупнее и выше.

Закончился срок путевки, и он проводил Лору на аэродром, он уезжал поездом на следующий день. Они расцеловались. Почему-то Лора не оставила своего адреса и не спросила его адрес. Однажды, почти через десять лет, он увидел ее или похожую на нее очень располневшую пожилую женщину в Москве. Все-таки не она, решил он и не подошел.