Женская собственность. Сборник
Шрифт:
— Ты немного дикий? — спросила она.
— Почему?
— Смотришь так, будто никогда женских сисек не видел. Меня зовут Лора.
Он тоже представился.
— Ты автослесарь? — спросила Лора.
— На мне написано, что я автослесарь? — спросил он.
— Обозначено, — ответила она. — На руках. Они у тебя битые, и масло впиталось в кожу, как ее ни отмывай.
— Вы почти угадали. Я инженер.
— И подрабатываешь руками.
— И подрабатываю руками, — согласился он.
— А сколько тебе лет?
— Двадцать четыре.
—
— Довольно многие рожают и в шестнадцать.
— Зачем ты мне это говоришь? Ты должен был бы мне сказать: вы такая молодая и выглядите не на сорок, а на двадцать девять. На такие комплименты покупаются все женщины, даже такие умные, как я.
— А чем вы занимаетесь?
— В основном живу.
— Я имел в виду профессию.
— Иметь в виду — это канцеляризм, интеллигентные люди избегают подобных выражений. А по профессии я философ. Ну, чего ты вытаращил глаза? Я закончила философский факультет университета.
— И работаете философом?
— Работаю я преподавателем истории партии и научного коммунизма в Новосибирском педагогическом институте. А ты чего на танцы не ходишь?
— Не успел еще. Два дня как приехал.
— Можешь уже опоздать. В санаториях и домах отдыха как? На первых же танцах присматриваются и быстренько определяются, с кем проводить весь срок. Но кое-кто еще остался. Советую обратить внимание на мою соседку за столом. Двадцать семь лет, замужем, поэтому никаких осложнений, очень хочет завести роман, потому что, кроме мужа, никогда не имела ни одного мужчины. И главное ее преимущество — живет в одноместном номере, большинство живут в двухместных, а это всегда надо соседа или соседку просить пойти погулять…
— Я живу тоже в одноместном.
— Значит, кто-то с тобою может провести почти медовый месяц. Ты женат?
— Не женат.
— Никому об этом не говори. К женатому меньше претензий, к тому же некоторые женщины брезгливые. Если не женатый, то спит со всеми подряд, от такого можно что-нибудь и подхватить.
— А если женщина очень понравится и отношения захочется продолжить?
— И продолжай.
— А она с женатым романа не захочет. Есть же очень нравственные женщины.
— Если очень нравственная, значит, дура. Если женщине нравится мужчина, ей плевать, женат он или не женат. Женатого можно развести. Извини, у меня массаж.
— Никогда еще не делал массажа.
— Какие твои годы! Все еще будет. Здесь массажистки скорее просто гладильщицы. Но за неимением лучшего пусть хотя бы погладят.
Вечером он увидел ее на танцах. Как только включили магнитофон и зазвучал вальс — почему-то во всех домах отдыха и санаториях танцы всегда начинались с вальсов, — еще крепкий ветеран войны сразу направился к Лоре. Рядом с нею стояла, вероятно, ее соседка по столу. Соседка напоминала сразу всех женщин, которые работали на строительстве домов, дорог, стояли у конвейеров. Широкогрудые и низкорослые; может быть, только женщины с такими фигурами могли выносить физические нагрузки, с которыми не справлялись и многие мужчины.
Он осмотрел отдыхающих. В несезон путевки, вероятно, давали старикам-пенсионерам, работницам со стажем и специалистам вроде него, которым весну, лето и осень положено быть на своем месте, на сельхозработах.
Танцевали и молодые девицы, может быть из местных.
На следующий танец он опередил ветерана войны и пригласил Лору.
— На мою соседку обратил внимание? — спросила Лора.
— У меня в подчинении таких теток с десяток, и никогда не возникало желания завести с ними роман.
— Почему?
— Мне кажется, есть женщины для тяжелых физических работ, а есть для легких романов.
— Женщина для тяжелых физических работ — это извращение. И для легких романов тоже.
— Возможно, — согласился он. — Но в жизни так. А вы уже определились?
— Я в растерянности.
— Так много претендентов?
— Претенденты есть. Но в основном старики. Наверное, они не считают меня старухой, но более молодые им если не во внучки, то уж точно в дочери годятся, а я для них и не старая, и не молодая. Такой вроде бы можно предложить переспать, и она не должна обидеться. Конечно, я бы должна их отблагодарить, что крошкой во время войны осталась в живых, потому что они меня защитили, но их родина благодарит каждые пять лет на очередном юбилее победы, выдавая очередные медали. У меня отец был на фронте и вернулся с двумя медалями: «За взятие Будапешта» и «За победу над Германией», а сейчас у него восемь медалей, за тридцать лет прибавилось еще шесть юбилейных.
Ветеран войны сделал еще одну попытку пригласить Лору на танец, и хотя стоял с нею почти рядом, но он и на этот раз оказался проворнее ветерана.
После танцев он пригласил Лору в свой номер.
— Не зайдете ли ко мне на чашечку кофе?
— Зайду не только на чашечку…
К коньяку он подал домашний осетинский сыр и мандарины, купленные на рынке. Лора взяла со стола русско-английский словарь. Он знал довольно много слов по-английски, но у него было чудовищное произношение. Когда Лида однажды услышала, как он говорит по-английски, она долго смеялась и заявила, что выправить его псковское произношение невозможно. Лора спросила его по-английски о каком-то пустяке, он ответил, она удивилась знанию английского и похвалила его.
— А произношение? — спросил он.
— Чудовищное, — ответила она. — Но ты же не собираешься работать в разведке и маскироваться под англичанина. Главное, чтобы ты понимал и тебя понимали. Но ты говоришь очень медленно, мекаешь, долго подбираешь слова.
— А ты язык так хорошо успела изучить в университете?
— Язык я изучала на лондонских улицах. Второй мой муж был физиком, собственно, он и сейчас физик. Его пригласили в Оксфорд на стажировку, я поехала с ним.