Женская война (др. перевод)

Дюма-отец Александр

– Хорошо, вот синий плащ садится в лодку, – сказал Фергюзон, – садится один… Браво! Именно так было сказано в условии.

– Так не заставим его ждать, – прибавил незнакомец.

Он соскочил в лодку и подал рыбаку знак.

– Смотрите, Ролан, будьте осторожны, – продолжал Фергюзон, – река широка, не подходите к тому берегу, чтобы в вас не направили залпа выстрелов, на которые мы не можем отвечать отсюда; держитесь, если можно, поближе к нашей стороне.

Тот, кого Фергюзон называл то Ковиньяком, то Роланом, то есть по имени его и по фамилии, кивнул головой в знак согласия.

– Не бойся, – сказал он, – я и сам об этом думал: неосторожны могут быть те, которые ничем не рискуют, но дело наше так хорошо, что я не решусь глупо потерять его. Если кто-нибудь поступит неосторожно в этом случае, так уж, верно, не я. Ну, лодочник, пошел!

Рыбак отвязал веревку, уставил длинный багор на траву, и лодка начала удаляться от берега в ту самую минуту, как на противоположной стороне отчаливала лодка изонского перевозчика.

Посередине реки находился маяк с белым флагом, он показывал судам, спускавшимся до Дордони, что в этом месте есть опасные подводные камни. Во время мелководья даже можно было видеть сквозь воду черные и гладкие верхушки этих камней, но теперь, при полной воде, только флаг и плеск воды показывали, что это место опасно.

Оба лодочника, вероятно, поняли, что на этом месте могут встретиться незнакомцы, и подъехали к нему. Прежде причалил изонский перевозчик и по приказанию своего пассажира привязал лодку к кольцу маяка.

В эту минуту другой рыбак повернулся к своему путешественнику и хотел просить его приказаний, но чрезвычайно удивился, увидев в лодке своей замаскированного человека, закутанного в плащ.

Страх рыбака усилился, с трепетом просил он приказаний у странного своего пассажира.

– Причаливай сюда, – отвечал Ковиньяк, указывая на флаг, – как можно ближе к той лодке.

И рука его с флага указала на господина, привезенного изонским перевозчиком.

Лодочник повиновался, и обе лодки, соединенные сильным течением реки, дали возможность незнакомцам открыть следующие переговоры.

II

– Как! Вы замаскированы, милостивый государь? – спросил с удивлением и досадой новый гость, толстяк лет пятидесяти пяти, с глазами строгими и неподвижными, какие бывают у хищных птиц, с седыми усами и бородкою. Он не надел маски, но прятал, сколько мог, волосы и лицо под широкой шляпой с галунами, а стан и платье свое под широким синим плащом.

Ковиньяк, попристальнее всмотревшись в этого человека, не мог скрыть удивления и невольно изменил себе быстрым движением.

– Что с вами? – спросил синий плащ.

– Так, ничего… Я чуть-чуть не потерял равновесия. Но, кажется, вы изволили предложить мне вопрос? Что угодно вам знать?

– Я спрашивал, зачем вы надели маску.

– Вопрос откровенен, – сказал Ковиньяк, – и я отвечу на него так же откровенно. Я надел маску, чтобы вы не могли видеть моего лица.

– Так я вас знаю?

– Не думаю; но если вы увидите мое лицо, то можете узнать его впоследствии, что, по моему мнению, совершенно бесполезно.

– Вы очень откровенны!

– Да, когда моя откровенность не может повредить мне.

– И откровенность ваша открывает даже чужие тайны?

– Да, когда подобные открытия могут доставить мне выгоду.

– Странным ремеслом занимаетесь вы!

– Делаешь, что можешь, милостивый государь. Я был адвокатом, лекарем, солдатом и партизаном; видите, что я все перепробовал.

– А что вы теперь?

– Ваш покорнейший слуга, – отвечал юноша, кланяясь с натянутым уважением.

– У вас ли известное письмо?

– У вас ли обещанный бланк?

– Вот он.

– Извольте, обменяемся.

– Позвольте еще минуту, милостивый государь, – сказал синий плащ. – Ваш разговор нравится мне, и я не хочу терять удовольствия беседовать с вами.

– Помилуйте! И разговор мой, и сам я, оба мы – ваши. Будем говорить, если вам приятно.

– Не угодно ли перейти в мою лодку или я перейду в вашу? Таким образом, в другую лодку мы высадим лодочников и прикажем им удалиться.

– Это бесполезно. Вы, верно, знаете какой-нибудь иностранный язык?

– Говорю по-испански.

– И я тоже. Будем говорить по-испански, если вам угодно.

– Извольте!

Синий плащ спросил по-испански:

– Какая причина заставила вас открыть герцогу д’Эпернону, что ему изменяет известная дама?

– Я хотел оказать услугу достойному вельможе и попасть к нему в милость.

– Вы сердиты на госпожу Лартиг?

– Я сердит! Напротив, я должен сознаться, что многим обязан ей и был бы в отчаянии, если б с нею случилось несчастье.

– Так вы враг барону Канолю?

– Я никогда не видал его и знаю его только понаслышке. И признаюсь, я всегда слышал, что он славный малый и храбрый вельможа.

– Так вы действуете не по ненависти?

– Помилуйте! Если б я сердился на барона Каноля, то пригласил бы его стреляться или резаться, а он такой добрый малый, что никогда не отказывается от подобных предложений.

– Значит, я должен верить той причине, которую вы мне сказали?

– По моему мнению, лучше вы ничего не можете сделать.

– Хорошо! У вас письмо, которым доказывается неверность госпожи Лартиг?

– Вот оно. Позвольте без упрека заметить, что я показываю его вам во второй раз.

Старый дворянин издалека бросил печальный взгляд на тонкую бумагу, сквозь которую можно было видеть черные буквы.

Юноша медленно развернул письмо.

– Вы узнаете почерк?

– Да.

– Так пожалуйте мне бланк, я отдам письмо.

– Сейчас. Еще один вопрос.

– Говорите.

Юноша спокойно сложил письмо и положил в карман.