Женские праздники (сборник)

Таск Сергей Эмильевич

День ангела

Маша Рябинкина в подмосковном городе N была притчей во языцех. Тому виной не кенгуриная легкость (стометровка за 12,8) и даже не ее рисунки в местной газете (странствующие идальго, танцующие эсмеральды). Просто в своей возрастной категории – старше семнадцати – Маша осталась последней девственницей в одиннадцатом «Б», а послушать некоторых ее подруг, так и во всем городе. Аттестат зрелости ей все же выдали. Волнение общественности можно понять. Наливное яблочко – око видит, а зуб неймет. Не может наш человек равнодушно пройти мимо красоты, особенно за чужим забором. Но что мы тут о ворах, им бог судья. Машу жалко. Отчего же все не ехал ее идальго? Или завернул по дороге на войну с неверными? Вот-вот. Не по своей воле завернул, а Маша, стало быть, его ждала. Как в рыцарских романах. Девичья светелка, пояс

верности и проч. А тебе, моя Гренада, накось выкуси.

Не подумайте плохого, с Машей Рябинкиной было все в порядке, то есть она могла и водочки выпить и огурчиком закусить, но дальше ее, сердечную, заклинивало. Ну не лежала у нее к этому душа, что вы привязались. Топчите, козлы неразборчивые, другие сады и огороды, а здесь вам не обломится. Легко сказать. Город N, не говоря уже об одиннадцатом «Б», такое вызывающее поведение осудил и на плевок в лицо плевком же ответил. Как? А так. Общими усилиями сочинили Маше биографию, да такую славную, что ее матери, Капитолине Захаровне, старшему лейтенанту голубопогонных войск, впору было пожалеть, что вовремя не определила дочь в колонию для несовершеннолетних.

У себя в «детке», то бишь детской комнате милиции, она с такими не церемонилась.

Но наш добрый пастырь с портупеей знала цену оговорам и доносам. Эта мать Тереза с глубоким прикусом доверяла своему нюху. И все же с дочкой надо было что-то делать. Молва в окно лезет, а ей и горя мало. Гуляет да бумагу марает. Добро бы что путное, а то всё рюшки да нюшки. Здоровая деваха, а толку? Ни продать, ни заложить. А я этих убогих тащи, как ломовая лошадь. Капитолина гремела посудой, настраиваясь на смертный бой. Убогие притихли.

– Вчера опять девку эту повязали.

Она шваркнула на стол кастрюлю с пельменями. Двенадцатилетний Коля с лицом блаженного утерся и подставил тарелку. Муж Капы, Машин отчим, развернув инвалидное кресло, вооружился шумовкой.

– Ну?

– Не стала я привод оформлять.

– Так она же…

– А каким местом прикажешь здоровой девке зарабатывать? Она вот о родной матери подумала, а эта, – Капитолина тряхнула перманентом в сторону коридора, – только о себе. Слышал, когда она сегодня приползла? Людям в глаза смотреть стыдно. Допрыгается. А ты чего варежку раззявил? – прикрикнула на сына.

Маша лежала пластом. Июнь чирикал в раскрытые окна. После трудовой недели страна отоспалась, отсморкалась в ванной, врубила разом все радиоточки, но ничто не могло потревожить сна молодого отравленного организма. Вчера Маша накурилась какой-то дряни и с утра не выглядела розой Сарона. Когда к прочим звукам добавились совиные выкрики дурачка, скрип инвалидного кресла, обреченного челночить между балконом и кухней, и мстительный лязг кастрюль, Маша сдалась. Она пришаркала на кухню выпить воды – лицо как несвежая простыня. Вся семейка была в сборе – завтракали. Коля что-то весело прогугукал, а мать с отчимом ее в четыре руки еще пожомкали. «Шалаву» и «тунеядку» она привычно проглотила, но когда тронули святое, ее рисунки, Маша не сдержалась, выплеснула воду матери в лицо. И сама испугалась. До темноты она просидела у себя в комнатке, каждую минуту ожидая, что сейчас начнут ломать дверь. Но было тихо, и от этой тишины язык прилипал к нёбу. Улучив наконец момент, когда ее тюремщица куда-то вышла, Маша отважилась на рискованный побег.

Пересидеть грозу она решила у подруги. Металлическая дверь – раз. Рядом вокзал – два. И вообще. Несмотря на кукольные ресницы и несколько дебильную томность, Настя, имевшая в своем послужном списке мужа, выселенного из его же квартиры, хорошо оплачиваемую фиктивную работу и пару подпольных абортов, безусловно, заслуживала доверия. Относившаяся к разряду людей, которым собственные шутки никогда не надоедают, Настя встречала младшую подружку одним и тем же веселым вопросом: «Ну?» В смысле – потеряла? В смысле – невинность? Но тут было явно не до шуток. Похоронные настроения быстро развеяли вино и два «косяка», после чего Маша начала ловить летавший по квартире тополиный пух.

– Так! – Настя потянулась к телефону. – Звоним Витьку!

– Витьку? – переспросила порхающая сильфида.

– Он над ней начальник?

– Начальник, – вторила ей Маша.

– Вот! Все будет сделано в лучшем виде, я понятно объясняю?

– Понятно!

Привыкшая действовать решительно, Настя позвонила капитану милиции Оноприенко и в энергичных выражениях обрисовала проблему. Несмотря на некоторую путаницу в местоимениях, капитан с ходу разобрался, где мать, где дочь, и по-военному оперативно

взялся за дело, для чего лично прибыл с бутылкой «Старки». Проблема оказалась серьезнее, чем думал Оноприенко, и поэтому пришлось сходить за второй бутылкой. Потом, и это было логично, Маша уснула прямо в кухне, а Настя с капитаном ушли бодрствовать в спальню. Где-то около полуночи они девушку разбудили, и капитан, много чего успевший за этот вечер (в том числе сделать предложение директору турфирмы «Крылья Родины»), вызвался проводить Машу домой. Вопрос о судьбе блудной дочери, кажется, был решен.

Ночь стояла теплая. Запоздалая сирень пенилась, как французский шампунь. Капитан выругался. Он совсем забыл об одном неотложном деле. Стал ловить машину, тормознула «восьмерка». Оноприенко показал водителю милицейские «корочки»: «Вот девушка, вот адрес. Вопросы есть?» Посадил Машу рядом с шофером и на прощанье махнул рукой. Когда машина отъехала, с заднего сиденья спросили: «Есть вопрос: вы правда девушка?» Шофер захохотал как ненормальный.

Через минуту Маша вырубилась, а когда очнулась, то увидела за окном зеленую полосу отчуждения. Она тупо уставилась на спидометр: 120. «А куда мы едем?» В ее голосе было скорее удивление, чем страх. «Домой», – весело сказал шофер. Маша задумалась. Потом, что-то смутно припоминая, обернулась. Амбал на заднем сиденье спал, широко открыв рот. Маша стала смотреть вперед в надежде разобрать какой-нибудь указатель. «У меня мама работает в милиции». Шофер пустил ей в лицо сигаретный дым: «Да что ты говоришь!» – «Она вас из-под земли достанет». – «Это точно», – неожиданно согласился шофер. Она искоса пригляделась к нему. Бычий загривок, квадратная челюсть. Таких она видела в кино. Маша закрыла глаза. Нет, страха не было, но дверную ручку она на всякий случай поискала на ощупь. «Костей не соберешь», – это прозвучало деловито, как инструкция по технике безопасности.

В следующий раз она проснулась от неприятных ощущений. «Мне надо выйти». – «Бифитер! Подъем!» Амбал на заднем сиденье зашевелился: «Чё случилось?» – «У девушки есть к тебе интересное предложение». – «Тут кустов нет». – «Она под тобой присядет». «Восьмерка» съехала на обочину, все вышли, мужики расстегнули ширинки. Маша смущенно потопталась и присела меж двух фонтанов. Впереди зарозовела полоса. В траве пел сводный хор подмосковных кузнецов.

Машу привезли в Москву к некой Олесе, которая ее сразу успокоила: ребята эти скауты, отбирают красивых девушек в модельное агентство, где Маша с ее данными будет грести деньги лопатой. Она хочет учиться в Суриковском? Нет проблем. Олеся хорошо знает ректора института. А школьный аттестат? А паспорт? Нарисуют. Не всем же рисовать рыцарей в доспехах! А мать? Она же весь город на уши поставит! Не поставит. И на Капитолину Захаровну управа найдется. А пока я тебе мамкой буду. Олеся смеялась, показывая здоровые крестьянские зубы. Они пили душистый мятный чай, от которого прояснялась голова и отлегало от сердца. Зазвонил телефон. Олеся послушала и, прикрыв ладонью трубку, шепнула своей новой товарке: «Завертелась карусель!» Вскоре за ней заехали уже знакомые ей лица, а с ними девушка в кожаной юбчонке по самое некуда. Шофер был мрачнее тучи, зато Бифитер, отоспавшийся в машине, подмигнул ей как родной: «Ну что, гости столицы? К обзорной экскурсии готовы?» Маша восприняла это как шутку, но он и вправду взял на себя роль гида. «Церковь видишь? Справа кирпичный дом – там у нас апартаменты. А здесь Любка-Семечки квартиру держит, на нее менты наезжали, чего-то не поделили. Это Арбат, в конце того переулочка ночной клуб – свингеры, партнерами меняются». – «Как это?» – спросила Маша. «Ты чё, не знаешь?» – «Узнает», – почему-то обрадовалась кожаная юбка.

Они заехали во двор с детскими качелями. Бифитер взял бумажку с адресом и ушел, через пару минут вернулся и велел обеим девушкам выходить. Дверь им открыл по виду профессор, пробормотал что-то насчет вселенского хаоса, потом опустился на колени и начал выгребать из-под вешалки домашние тапочки. «Давайте рассчитаемся», – напомнил Бифитер. «Да, да, конечно». Старичок достал из халата портмоне, принялся близоруко отсчитывать пятидесятирублевые новенькие купюры с профессорской зарплаты, второпях сбился, начал с начала. «Тысяча, правильно?» Бифитер, не пересчитывая, сунул деньги в карман и показал на кожаную: «Ваша. Через два часа я за ними заеду». Профессор с прищуром разглядывал Машу: «А эта девушка?» – «Эта девушка высокого полета, – вернул его на землю Бифитер. И, словно спохватившись, что вышел за положенные рамки, прибавил: – Вы поинтересуйтесь у Олеси».