Женское лицо СМЕРШа
Шрифт:
Лейтенант госбезопасности в отставке Анна Степановна Швагерева — оперуполномоченный отдела кадров ГУКР СМЕРШ НКО СССР.
— Анна Степановна, что для вас война?
— Интересный вопрос. Простой и сложный — одновременно. Прежде всего — бедствие, лихолетье, разруха, каковой она была для каждого советского гражданина. А с другой стороны, невиданное единение народа на фоне каталога грубых ошибок политиков. В войне не бывает выигравших — только проигравшие, даже если они и победители. Сколько народа мы потеряли — ужас. Я не знаю ни одной страны,
— А Соединенные Штаты Америки?
— Наверное, вы правы…
— А где ваша Малая Родина, которую каждый человек должен писать с заглавных букв?
— Родом я из Калужской области. Родители переехали в Москву, когда мне было восемь лет. В 1929 далеком-далеком году пошла, как говорится, первый раз в первый класс. Соответственно, завершила учебу в школе — в 1939 году, переходя из класса в класс. В это время уходит из жизни отец. Стала искать работу. Однажды на стене одного из домов в центре Москвы прочла объявление: «Наркомат внешней торговли СССР набирает учеников машинописи». Обрадовалась, подала документы. Приняли. Стала учиться машинописи. Быстро усваивала навыки слепого печатанья.
— А как вы оказались в рядах органов НКВД?
— Как-то раз накануне войны, в 1940 году, пригласил меня на собеседование сотрудник госбезопасности. Был он из центрального аппарата — из Лубянки. Как способной ученице мне предложили продолжить учиться в специальной школе НКВД. Проучилась там шесть месяцев. Полгода быстро пролетели за трудоемкой учебой.
— Почему, вы же на курсах в наркомате отучились успешно. Учеба вам всегда давалась легко?
— Дело в том, что кроме машинописи нас обучали быстрому письму — стенографии. Практически пришлось постигать два предмета в относительно короткий срок. Постоянно шли зачеты и экзамены.
— После окончания спецшколы, куда вас распределили?
— Попала я в систему военной контрразведки — особых отделов. И сразу в центральный аппарат — в кадры Управления особых отделов НКВД СССР. А точнее в его 4-й отдел, который отвечал за состояние кадровой работы среди личного состава военной контрразведки в военно-морском флоте, в подразделениях наркомата обороны и в частях наркомата внутренних дел.
В 1940 году вышла замуж.
В июле 1941 года по семейным обстоятельствам и указанию вышестоящего руководства НКВД эвакуировалась с мамой в Ульяновск, где родила сына. Переезд был тяжелый — немец часто бомбил эшелоны. Фашистские стервятники буквально гонялись за поездами. Нас они нагнали под городом Горьким. Бомбили с остервенением. Было очень страшно. Погибло много народа: и военнослужащих, и гражданского населения. Приходилось в интересном положении прятаться и под колесами вагонов, и бросаться в спасительные от осколков кюветы. Рвалась на работу, нет, скорее, на государственную службу.
И вот в марте 1942 года я возвратилась в Москву и была снова зачислена на работу в кадры Управления особых отделов НКВД СССР в тот же четвертый отдел, но теперь он назывался 4-й отдел НКГБ СССР.
В 1943 году, как сейчас помню, 19 апреля, было учреждено Главное управление контрразведки СМЕРШ НКО СССР. Одним из его важных подразделений был отдел кадров.
— Работали на Лубянке?
— Да, рабочие кабинеты у нас были на седьмом этаже.
— Вы были аттестованы?
— В 1943 году, после образования ГУКР СМЕРШ НКО СССР, мне было присвоено в госбезопасности звание лейтенанта. И прослужила я на кадровой работе до 1964 года, а потом, после увольнения с воинской службы, поработала еще служащей до 1972 года.
— Работая в центральном аппарате, вам, наверное, доводилось встречаться с шефом СМЕРШа генералом Абакумовым B.C.? Опишите, какой был ваш начальник?
— С позиций кадрового работника комиссар 2-го ранга, а затем генерал-лейтенант Виктор Семенович Абакумов был дока в военной контрразведке. Его уважали трудоголики и боялись вруны и лентяи, — одним словом, нерадивые. Честных трудяг он защищал, выдвигал и продвигал по служебной лестнице. Нерадивых жучил, да так, что выскакивали из кабинета, как с парилки, то краснолицыми, то бледнолицыми, как у кого расположены на лице кровеносные сосуды. Начальников при подчиненных не ругал. Снимал с них стружку, персонально приглашая в кабинет на четвертом этаже.
— Какой он был внешне?
— Опрятный, причесанный и наглаженный. От него всегда исходил приятный запах одеколона. Когда он шел по коридору, женщины заглядывались на высокого красавца со славянской лепкой лица. Потом его скомпрометировали перед Сталиным партийные босы и шептуны — Берия, Маленков и Хрущев. Он был не виновен по многим делам, которые лихо закручивали завистники и недоброжелатели молодого министра. Я скажу, что не пойди он в министры госбезопасности в 1946 году, авторитет Абакумова долгие годы светился бы в лучах операций, проведенных легендарным СМЕРШем под его руководством. И он мог стать героем за ту титаническую работу, проведенную им с соратниками во время войны.
— Расскажите о режиме работы в центральном аппарате в период войны. Действительно все работали до полуночи?
— Я думаю, на этот режим оказали влияние два фактора: во-первых, шла война, поэтому поток документов возрос в разы, и при нормальном рабочем дне не успевали бы переработать настоящие стога материалов; во-вторых, это был укоренившийся стиль работы самого Сталина. Он был совой.
Работали до двадцати четырех ночи.
— Приходилось готовить документы, адресованные Сталину?
— Очень часто. Документ буквально «вылизывался». Печатался на качественной бумаге, на машинке со свежим, не сбитым шрифтом и такой же ленте. Перепроверялся текст по несколько раз с целью обнаружения ошибок. Если находили, то тут же перепечатывали, а испорченный документ уничтожался в соответствии с требованиями приказов по соблюдению режима секретности.
Итак, рабочий день начинался с 8.00 и до 17.00. С 17.00 до 20.00 — отдых и с 20.00 до 24.00 — продолжение рабочего дня.
— Выдерживали такой режим все?