Женское начало
Шрифт:
– Зубу? – пожал плечами Олег. – Мне теперь все разрешено. Врачи отпустили полгода жизни, максимум год: рак третьей степени. Эта шалава, – Олег потрогал повязку, – меня в могилу вгоняет.
Яна ужаснулась и вспомнила разговор Павла о продаже Котовым конюшни. Значит, болезнь его так серьезна!
Спутница Яны съела свое мороженное и, поняв, что оказалась лишней, встала:
– Я, пожалуй, вернусь в палату. Приятного аппетита.
– Подожди, я с тобой, – Яна торопливо выскабливала дно вазочки.
– Яна, не уходи, – Котов коснулся ее локтя. Посиди еще немного. Может, последний раз видимся.
Старинные знакомые остались за столиком вдвоем.
Яна продолжала прощупывать ситуацию. Почему Олег на Новый Год оказался в больнице среди тех, кого никто не ждет дома? Может, он с Катей развелся?
– Олег, а как ты оказался в этой больнице? Есть ведь специализированные учреждения. И почему ты не уехал домой на праздники?
Олег монотонным голосом поведал, что курсы химиотерапии проходит в онкодиспансере, а в этой больнице набирается сил после них. Мог бы находиться дома, под присмотром сиделки и жены, но там хочется выть от безысходности. А здесь люди вокруг, хотя он и занимает отдельную палату. Также добавил, кивнув на соседний столик, что личная охрана глаз с него не спускает. Говорить о себе Олегу не слишком хотелось, и он вновь свернул разговор на дела Яны:
– Да, ты великая скрытница. Можешь не говорить, но я уверен, что тут Паша постарался, – он окатил взглядом живот Яны. – Стоило на вас обоих посмотреть в последнее время, как все становилось ясно. Завидую я Павлу – у него все впереди. А у меня есть деньги, недвижимость, бизнес, и все это теперь ни к чему. А, главное, что с Константином без батяни будет? На Катерину надежды мало, совсем баба свихнулась, я ее трезвой в последний месяц уже и не видел. Сама понимаешь, каково мне с ней дома в новогоднюю ночь. Опять напьется да уснет, не дождавшись боя курантов.
Яна горестно покачала головой: еще одно открытие, одно другого черней.
– Я могу поговорить с ней, чтобы начала лечиться, – неуверенно предложила Яна.
– Я пробовал. Бесполезно. Она начисто отрицает свой алкоголизм. Я уже думал опеку над ней установить, а парня к моим предкам на воспитание отправить. Знаешь! Если вы с Пашкой согласитесь, я вам своего отпрыска доверил бы на какое-то время. Хотя понимаю, свой малыш скоро будет, не до чужого.
Яна совершенно растерялась, поплотнее запахнула халат. Столько всего произошло за последнее время, она ничего не понимает. Отец ребенка – Павел? А как же Женька? Если узнают о провале в ее памяти, над ней самой могут установить опеку. Ответила расплывчато:
– Я не знаю. Мне рожать скоро. Давай позже вернемся к этому вопросу.
– Для меня может быть слишком поздно. Ты подумай, Яна. И вот еще что. Я прощения никогда ни у кого не просил, но теперь, когда самому перед высшим судом скоро предстать придется, придется себя ломать. Ты прости меня, Яночка, за все. За мои студенческие проделки, за то что Павла… – Олег прервал свои излияния, отпил еще глоток пива, но сил на признание своей вины за судьбу Павла у него не хватило.
– С твоей подачи ему товар на финской стороне подсунули? – вспомнила давние слухи Яна.
– Нет, я не при чем.
Крохотная надежда выжить еще теплилась в сознании умирающего, ему не хотелось выворачивать наизнанку всю подноготную. А если и придется смириться с неизбежной участью, то и тогда не стоит плодить врагов семьи. И новая мысль, поручить судьбу сына Павлу и Яне, тоже сдерживала его искренность.
– Я не виноват, – продолжил Котов. В той истории на границе мои враги хотели меня подставить, но ошиблись. Загрузили товар в машину Пашки, и он оказался крайним.
Умирающему принято прощать все, принято верить ему, и Яна приняла оправдания Олега.
– Что ж, Олег, выздоравливай. Мне пора возвращаться в отделение, у меня перед обедом еще процедуры назначены. Всего хорошего.
– Хорошо, иди, Яночка, а я еще посижу здесь, у меня свое расписание. С Новым Годом тебя, и, как говорится, с новым счастьем.
Яна подошла к лифту и увидела, что там появилась табличка: «Лифт на ремонте». Она поняла, что придется подниматься наверх по лестнице, как нарочно, времени до назначенной ей процедуры оставалось в обрез. Она неуверенно одолела второй этаж, третий. Ее обгоняли больные из других отделений, постепенно рассеиваясь на нижних этажах. На шестом остановилась, перевела дух, придерживая живот руками, продолжила восхождение. На седьмом этаже внезапная боль в пояснице заставила скрючиться. Она опустилась на ступеньку, не в силах сдержать стон. Рядом никого не было. Боль отступила, и Яна, цепляясь за перила, одолела еще пол-этажа. И вновь болезненные схватки скрутили ее. Она закричала, призывая на помощь кого-нибудь. Но те немногие больные, которые оставались в больнице, разошлись по столовым и палатам. На лестнице тоже не было слышно ничьих шагов. Только через полчаса, когда кто-то из больных вышел на площадку восьмого этажа покурить после обеда, Яну заметили. Она изгибалась в немыслимых позах на ступенях, стонала и плакала попеременно.
Санитары доставили Яну в родильное отделение, а врачи решили, что необходимо делать кесарево сечение – естественные роды уже были опасны. Яне дали наркоз и начали операцию. Вскоре врачи извлекли на свет двух жизнеспособных, но очень слабых младенцев: девочку и мальчика. Дети оказались недоношены – большой живот роженицы ввел врачей в заблуждение.
В послеродовой палате те женщины, у которых появился второй ребенок, печалились об одном: все они родили накануне Нового года и не подпадали под новый закон о «материнском капитале». Но у Яны были опасения иного рода – у нее теперь двое малышей – и никакой поддержки. И даже неизвестно, кого считать отцом близняшек.
7
Яне пришлось пробыть в больнице еще три недели, пока новорожденные достаточно не окрепли. За это время она убедилась, что не одинока, оба предполагаемых отца готовы были помочь ей с двойняшками. Ее навещал и Евгений вместе с вероятным дедом Валерием, и Павел, из-за какого-то упрямства настаивающий на своем отцовстве. Часто наведывалась Марта и даже Катерина, когда приезжала в больницу к мужу. Яна так и не смогла разобраться, кто отец детей, и доверяла скорее эмоциям, чем на фактам. К Женьке она чувствовала расположение, а Павел казался по-прежнему чужим, хотя она предполагала, что и у него имелись какие-то основания считать себя причастным к событию. Однако она не помнила, чтобы между ними были близкие отношения.
Наступил день выписки. Санитарка принесли из гардеробной комбинезон Яны, совершенно ей незнакомый – из синей джинсы, с квадратной грудкой и лямочками на спине. Белую блузку под ним она тоже не помнила. Яна облачилась в этот костюм, но чувствовать себя участницей маскарада. Ей вернули и ключи, обнаруженные в кармане ее комбинезона и сданные на хранение сестре-хозяйке. Можно было ехать домой, но с кем? Санитарка заявила, что ее встречают две компании, и каждая принесла по два комплекта белья для новорожденных. Не хочет ли мамочка посмотреть и выбрать? Яна ответила, что полагается на выбор санитарки, и пусть невостребованные комплекты остаются в больнице для тех младенцев, которые будут в них нуждаться. Наконец Яна вместе с санитаркой, держащей на руках близнецов, спустились в вестибюль.