Женское образование в России
Шрифт:
Обложка книги «Пятидесятилетие С. – Петер бургской Александровской женской гимназии… »
Отчет министра народного просвещения за 1870 г. четко разделял министерские женские школы на две категории – подпадавшие и не подпадавшие под действие Положения 1870 г. К первой категории на тот момент относилась 151 школа, в том числе 43 гимназии, 79 прогимназий и 29 училищ II разряда. Педагогические курсы были учреждены при десяти гимназиях: Костромской, Харьковской, Нижегородской, Казанской, Самарской, Вятской, Таганрогской, Херсонской, Николаевской и Тверской.
Стоимость содержания 146 из этих школ (об остальных не было сведений) составляла 477 498 руб. 22 коп. В этой сумме затраты казны (50 тыс. руб.) составляли 10%, расходы земств (77 379 руб.) – 16,2%, расходы городских обществ (113 074
Ко второй категории относилось 28 женских школ (14 гимназий и 14 прогимназий); 22 из них – в Царстве Польском. Стоимость содержания только этих 22 женских школ составляла 210 956 руб. год. Иными словами, годовое содержание каждой из них обходилось в 9589 руб. и полностью оплачивалось казной. Тогда как стоимость содержания женских учебных заведений, на которые распространялось Положение 1870 г., составляла 6451 руб. для одной гимназии и 1157 руб. для одной прогимназии [94, кн. 3, с. 221—222], из которых, повторим, на казну приходилось только 10%. Такова была финансовая цена национальной политики Министерства народного просвещения в области женского образования, не говоря уже о цене социально-политической и социально-педагогической.
СОЗДАНИЕ И РАЗВИТИЕ ЖЕНСКИХ ЕПАРХИАЛЬНЫХ УЧИЛИЩ
Итак, к концу 1870-х гг. в России сложились три основных канала среднего женского образования: закрытые женские институты Мариинского ведомства; открытые женские гимназии Мариинского ведомства; открытые женские гимназии и прогимназии Министерства народного просвещения. Последние играли лидирующую роль. Рядом с этими тремя каналами едва теплился четвертый – женские школы духовного ведомства. Созданные, как отмечалось ранее, в 1840—1850-х гг., они подразделялись на два типа: училища для девиц духовного звания, состоящие под покровительством императрицы (к 1855 г. их было всего четыре: Царскосельское, Ярославское, Казанское и Иркутское), и более элементарные по учебному курсу епархиальные училища (которые к тому же 1855 г. были открыты за счет духовенства только в четырех епархиях: Полоцкой, Симбирской, Смоленской и Харьковской).
В конце 1860-х гг. под влиянием общего движения в поддержку женского образования возросло и число губернских епархиальных училищ. Однако рост этот был небольшим и достаточно стихийным: к 1870 г. насчитывалось не более 20 епархиальных училищ. Среди вновь открытых были такие училища, как Астраханское, Воронежское, Вятское, Кишиневское, Нижегородское, Полтавское, Таврическое, Уфимское, Черниговское и ряд других.
В первое время духовное сословие в массе своей не приветствовало создание епархиальных училищ, главным образом потому, что они учреждались на средства местного духовенства, без каких-либо пособий от казны и Синода. Однако у руководящих деятелей церкви в 1860-х гг. сложилось твердое убеждение в необходимости таких училищ. Как отмечал в 1861 г. епископ Архангельский Нафанаил, в настоящее время «нельзя не чувствовать настоятельной и неотложной нужды в доставлении образования девицам духовного звания». По его мнению, «только от образованных девиц можно ожидать полного облагораживания домашнего быта духовенства, только от образованных священнических жен можно ожидать надежной нравственной поддержки самим священникам среди грубого сельского общества; самое воспитание собственных детей и приготовление одних к училищу, других к жизни пойдут правильнее в руках образованных матерей. Тогда и повсеместно, по занятиям в учреждаемых сельских школах, особенно для крестьянских девочек, священники найдут лучших сотрудниц в членах женского пола своего семейства». Не менее важную задачу образования дочерей духовенства преосвященный Нафанаил видел и в том, что «образованные жены духовенства могут ослаблять своим просвещенным вниманием предрассудки, пороки и преданность к расколу, по крайней мере, в женской половине народа» [158, с. 9—101].
В этих суждениях архангельского епископа, пожалуй, наиболее полно отразились как ожидания верховных деятелей церкви, связанные в 1860-х гг. с епархиальными училищами, так и их взгляды на самые цели этих училищ. В тот период каждое из таких училищ действовало по собственному уставу, и во многих из этих уставов цели образования выходили далеко за пределы тех, что были очерчены при создании в 1843 г. первого Царскосельского училища для девиц духовного звания, – «воспитание достойной супруги Алтаря Господня». Показательно, что во многих уставах немаловажное место занимало указание на будущее педагогическое предназначение воспитанниц епархиальных училищ.
Между тем сами эти училища в 1860-х гг., как справедливо отмечал их официальный историограф А. Кузнецов, «не имели характера правильно организованного учебного заведения». Они были «неодинаковы по своему назначению – одни были училищами в прямом смысле слова, а другие – более приютами и сировоспитательными учреждениями (учреждениями для сирот. – Авт.). Естественно и внутренний строй этих училищ и уставы их были довольно разнообразны» [90, с. 2].
Единственной объединяющей их чертой был закрытый характер этих учебных заведений, на чем настаивало большинство преосвященных. Заложенное же изначально чисто сословное предназначение епархиальных училищ в 1860-х гг., в эпоху господства в образовании всесословных идей, существенно пошатнулось. В уставе ряда училищ, в частности Нижегородского, к обучению допускались и светские воспитанницы как «в видах сближения сословий и духовного направления в образовании их», так и ради повышения финансовых средств училища. Во многих случаях преобладало второе, прагматическое соображение.
В период полемики об отпусках воспитанниц закрытых женских институтов Мариинского ведомства, о которой уже подробно говорилось, мнения многих руководителей духовенства, прежде ревностно отстаивавших закрытый характер епархиальных училищ, смягчились. И если в 1859 г. исправляющий должность обер-прокурора Св. синода князь Урусов категорически выступал против отпусков воспитанниц епархиальных училищ, то в 1862 г. многие преосвященные высказали мнение, что «замкнутое воспитание разобщает с жизнью и вредно влияет на нравственное настроение и физический организм». Ярославский епископ, в частности, отмечал, что «шестилетнее безысходное пребывание в училище» лишает «девиц дорогого для их возраста блага – свидания с родителями и жизни в семействе» и ослабляет «связь с семьей и прежним бытом их». Он предлагал ввести в епархиальных училищах полноценные летние каникулы и отпускать воспитанниц домой на Рождество и Пасху.
Это мнение поддержал и обер-прокурор Св. синода Ахматов, который в 1862 г. отмечал: «В настоящее время положительно доказано и всеми признано, что с воспитанием в закрытых школах обыкновенно соединяются весьма важные педагогические неудобства, особенно для бедных людей». В числе этих неудобств Ахматов назвал дороговизну закрытых учебных заведений и то, что успехи детей, оторванных от семейного быта, ниже, чем в открытых школах. «Вообще, – отмечал обер-прокурор, – нет основания учреждать закрытую школу в то время, когда все существующие подобные школы ожидают преобразования в открытые, каковы и повсюду теперь заводимые, так называемые женские гимназии» [94, кн. 3, с. 358—360].
Таким образом, женские училища духовного ведомства в 1860-х гг. не избежали влияния двух основных идей времени в женском образовании – открытости и всесословности вновь создаваемых женских учебных заведений. Однако, как показывает последующее развитие епархиальных училищ, это влияние было не очень значительным. Даже в 1895 г., в период, когда число так называемых иносословных воспитанниц в этих училищах было максимальным (2040 из 13 617), оно составляло всего 15% общего числа их учениц. Что же касается внутреннего устройства епархиальных училищ, то они так и не стали открытыми, оставаясь вплоть до 1917 г. полузакрытыми учебными заведениями.
Кроме того, в это время епархиальные училища не избежали и влияния национально-охранительной идеологии образовательной политики правительства. «Причина открытия женских духовных училищ сначала в западных епархиях, – справедливо отмечал Д. Д. Семенов, – находится в зависимости от политических соображений, выступавших наружу особенно во время Польского восстания».
Во всеподданнейшем докладе за 1863 г., подготовленном Западным комитетом, который по поручению императора контролировал ситуацию в Западном крае, говорилось: «Православное духовенство Западного края, ввиду принадлежащей ему деятельности и того влияния, которое оно должно оказывать на местное народонаселение в деле укрепления его единства, по духу религии и народности, с остальною частью русского государства, требует, кроме материального обеспечения, особой заботливости в отношении образования… Развитая образованием женщина духовного сословия могла бы быть великою нравственною силою в крае, где и воспитание и образование духовного юношества находятся в очень неудовлетворительном состоянии». Между тем «по недостатку специальных заведений, женский пол православного духовенства в Западном крае или остается при одном домашнем воспитании, более чем скудном, или же получает несогласное с духом православия и русской народности образование в местных светских учебных заведениях, содержимых почти исключительно лицами неправославного исповедания и нерусского происхождения. Влияние этого образования оказывает чрезвычайно вредные последствия не только на семейный быт, но и на самую пастырскую деятельность православных священников» [158, с. 35].