Женское счастье
Шрифт:
– Разрешите представиться, – сказал тем временем ее сын, обращаясь к Гоше, – Павел Куренной, сын Татьяны Валентиновны.
– Георгий Андреевич Ливнев, – неспешно произнес Гоша и медленно протянул руку.
Они обменялись рукопожатиями.
– Моя дочь Даша, – притягивая к себе девушку, проговорил Гоша, обращаясь к своей спутнице, и вдруг поинтересовался: – Или вы уже знакомы?
– Мы… мы… – залепетала Татьяна и несказанно обрадовалась, когда ей пришли на помощь.
– Об этом не расскажешь в двух словах, – вступила в разговор Даша и так умилительно улыбнулась отцу, что сразу стало ясно: она способна в
– Но вы же зачем-то пришли сюда, – возразил Гоша. – Не обращайте на нас внимания, располагайтесь, если хотите, за нашим столиком или за каким-нибудь другим.
«Господи, пронеси!» – взмолилась Татьяна, понимая, что под внимательным взглядом сына и его спутницы поперхнется первым же глотком кофе или подавится первым куском штруделя.
– В другой раз, в другой раз, папуля, – пропела Даша и поцеловала отца. – Приятного аппетита, Татьяна Валентиновна. Пошли, Паша.
«Эта молодая поросль явно затеяла какую-то авантюру», – подумал Гоша, мгновенно отреагировав на то, как дочь запросто обратилась к его спутнице. Значит, они либо уже встречались, либо наслышаны друг о друге. Но в любом случае «смотрины» прошли успешно.
– Похоже, нас одобрили, – машинально произнес вслух Гоша то, что его порадовало. Он очень любил дочь, и ее мнение всегда много для него значило.
– Что ты сказал? – встрепенулась Татьяна, которая до сей минуты сидела ни жива ни мертва.
– Я сказал: а не продолжить ли нам с того момента, на котором нас прервали? – И он снова взял ее за руку.
– Слушай, а классная парочка из них получится, – весело заметил Павел, выходя из кафе. – И даже вмешиваться не пришлось: сами сообразили, что к чему. Зря только с места срывались как угорелые.
– Ну, знаешь, я как в окно увидела его машину, сразу подумала: вдруг просто высадит у подъезда, тогда пиши пропало. А когда они к кафе завернули, тоже не была уверена, что справятся с ситуацией. Сидели бы как аршин проглотив, чинные, чопорные, в разговоре исключительно на «вы». Все-таки старомодное воспитание, неудачи в личной жизни – всякое могло случиться, – ответила Даша. – Но, к счастью, обошлось. Уже и за ручки держатся.
– А твой батя – молодец, – уважительно произнес Павел. – Даже глазом не моргнул при нашем появлении и как ловко вывернулся из положения!
Польщенная девушка улыбнулась:
– Он у меня такой: ни себя, ни своих близких в обиду не даст. А вот ты чуть было все не испортил своим дурацким восклицанием.
– Но я же не ожидал от них такой прыти, – стал оправдываться Павел. – Особенно от мамы. Знаешь, какая она у меня зажатая. Я думал, так и проживет, ублажая нас с бабушкой.
– Значит, их встреча не случайная, – с многозначительным видом изрекла Даша. – Это перст судьбы.
– Раз так, предлагаю отпраздновать успешное окончание первого этапа операции «Голубки» в каком-нибудь приятном месте, – предложил он.
– Не возражаю, – откликнулась Даша и процитировала из классики: – «Мы славно поработали, теперь мы отдохнем…»
Гоша же с Татьяной уже и думать забыли про отпрысков, заставших их, можно сказать, на месте преступления. Им вообще ни до кого в этом мире больше не было дела. Они не рисковали произносить слова о всепобеждающей любви,
Но оба сердцем чувствовали, что ошибки быть не может. Почему? Да кто же его знает-то? Чувствовали – и все тут…
Глава 16
Анна Дмитриевна то поворачивалась не в ту сторону, то хватала не то, что требовалось, – на новой кухне все было расположено непривычно для нее и пока еще не с руки. Однако это не портило ей радостного настроения. О таком «месте приложения труда» могла бы мечтать любая повариха! Единственное помещение в доме, которое было уже полностью готово.
Ее подружка Полина путалась под ногами, с изумленными охами и ахами открывая дверцы шкафов в преждевременных пока еще попытках определить, что на что из посуды класть за праздничным столом. Августа Илларионовна, с прямой спиной и вытянутыми носочками, обходила комнаты, стараясь по возможности придать им обжитой вид.
Дом был отстроен и уже частично годен для проживания. Гоша с Василичем управились, как и задумывали, точно к Новому году, и на праздники было решено устроить что-то вроде новоселья. Но, кроме трех подружек, сейчас в доме никого больше не было. Именно им была поручена подготовка к знаменательному событию, да они бы и сами вызвались готовить, накрывать, убирать, только чтобы пережить это ни с чем не сравнимое ощущение нужности дорогим и близким людям.
Правда, поначалу мнения о том, как справлять двойной праздник, разделились. Молодежь склонялась в пользу фуршета, чтобы можно было положить на тарелку то, что душа пожелает, и разбрестись по дому. Благо здесь были укромные неизученные уголки. Остальные же горой стояли за традиционную трапезу за общим столом, с белой накрахмаленной скатертью и уже обретшим черты ритуала ходом событий. Они же, будучи в численном большинстве, и победили.
Основным местом, где предстояло развернуться праздничным «гуляниям», была выбрана самая большая комната. Не то гостиная, не то столовая – пока еще не было определено точно, но с настоящим камином, выложенным из кирпичей, с двумя изразцовыми вставками на манер древнерусских по бокам…
Недоработанность интерьера скрадывали мерцающие огоньки свечей, что наставила во всех углах Нинуля. Димасик следовал за ней как привязанный, куда бы она ни направлялась, или же усаживался рядом и замирал с блаженным видом, то обняв за талию, то положив голову ей на плечо.
Пламя камина добавляло атмосфере, царящей в комнате, уюта. А когда тушили электрический свет, было видно, что перед домом из сугроба торчит разукрашенная, вся в разноцветных огоньках, настоящая живая елка, которую придумали нарядить Павел с Дашей. Родители, облюбовавшие себе огромное кресло, в котором умудрились поместиться вдвоем, украдкой наблюдали за отпрысками, надеясь определить, насколько осуществимы их тайные надежды породниться еще теснее.