Женское счастье
Шрифт:
Незнакомка никак не отреагировала на откровенное восхищение молодого человека, что стало для него досадной неожиданностью. Обычно девушки охотно шли с ним на контакт, тем более когда он сам проявлял инициативу.
– Простите, здесь живет Татьяна Валентиновна Куренная? – спросила незнакомка напряженным голосом, глядя не то сквозь Павла, не то внутрь себя.
– Здесь, – с тоскливым вздохом ответил он.
Итак, очередная «хвостатая» подопечная его матери, пришедшая всеми правдами и неправдами вымаливать у нее зачет или трояк.
Паша чуть повернул
– Ма, тут к тебе из института пришли! Я так полагаю, вы студентка, да? – уже тише спросил он, обращаясь к девушке, и опешил.
С той произошла разительная перемена. Взгляд стал недоуменным, растерянным. Она опустила его и, закусив губу, стала теребить ремешок сумочки, висящей на плече.
– Да вы не бойтесь, – подбодрил ее Павел.
Он привык, что студенты, сумевшие узнать домашний адрес его матери, ведут себя уверенно, порой даже нагло. А эта вдруг с лица спала. «Надо окружить ее заботой и вниманием, и тогда, возможно, удастся познакомиться поближе», – подумал он, мысленно потирая руки. Незнакомка с первого взгляда потрясла его воображение, а такого с избалованным женским вниманием Пашей практически не случалось.
– Проходите, – предложил он, делая приглашающий жест рукой и отступая в сторону… и тут увидел свою мать.
Она стояла напротив двери, в противоположном конце их крохотного коридорчика, всем своим видом напоминая жену Лота, превратившуюся в соляной столб. В руках тюлевая занавеска, которую она собиралась вешать в своей комнате, заколка-краб, скрепляющая волосы, чтобы не мешали, сбилась на сторону, и вьющиеся, пушистые пряди торчат как бог на душу положит.
– Что вам здесь надо? – глухо спросила Татьяна, вперив неприязненный взгляд в застывшую в дверях девушку.
– Я хотела поговорить с вами… а сейчас хочу еще больше… Пожалуйста! – взмолилась незнакомка.
Сердце Паши зашлось от сострадания к несчастной, которой ее принципиальная мать, судя по всему, портит веселую студенческую жизнь своими химическими реакциями и редкоземельными металлами или еще чем-то, в чем он совершенно не разбирался. Да и надо ли?
– Мам, ну выслушай человека, – подал он голос в защиту незнакомки и чуть было не был испепелен брошенным на него взглядом.
– Не вмешивайся, – обронила мать.
Такой Павел ее еще никогда не видел. Словно это была и не его мама, всегда готовая, забыв о себе, броситься на помощь любому страждущему, из которой при известной доле сметливости можно было веревки вить. Нет, перед ним стояла не обычная женщина, а… а какая-то древняя воительница, предводительница амазонок, что ли? Такая будет биться за свое до последнего и, даже проиграв, заставит уважать себя победителя…
Паша потряс головой: ну что за сравнения приходят на ум! А воздух в прихожей уже потрескивал от напряжения. Господи, что же происходит?
– Проходите, проходите, – повторил он девушке. – А я сейчас чаек поставлю.
Павел готов был уже и занавески повесить, и пыль вытереть, и палас пропылесосить, а не только нажать на кнопку электрического чайника,
В кухне он принялся лазить по шкафам и полкам, ища сахарницу, какие-нибудь приличествующие случаю сладости и впервые понимая, насколько плохо ориентируется в собственном доме благодаря стараниям мамы. При этом Павел не забывал прислушиваться к тому, что происходит за стенами кухни.
Вроде бы тихо захлопнулась входная дверь, лязгнув «собачкой». Затем раздались легкие дробные шаги в коридоре, произошел обмен приглушенными репликами, произнесенными как бы через силу. Потом все смолкло. Как узнать, когда следует открыть дверь в большую – его скорее похожую на фотолабораторию – комнату их двухкомнатной квартиры и произнести сакраментальную фразу: «Кушать подано»?
Татьяна опустилась на диван, прижимая к себе скомканную занавеску, словно та могла защитить от того, что ей предстояло услышать, или хотя бы смягчить боль. Девушка села на стул в некотором отдалении от нее. Не так, не так должна была бы вести себя «райская птичка», пришедшая выяснять отношения. Да и что, собственно, выяснять? Она, Татьяна, ушла, устранилась, но, возможно, этим нарушила Гошины с девицей планы. Так неужели они оба надеются, что она пойдет им навстречу? Бред какой-то!..
И не в силах больше терпеть ту муку, что причиняли ей воспоминания о подслушанном разговоре, она произнесла:
– Я видела вас с Георгием Андреевичем…
– Когда? – удивленно спросила девица, но Татьяна продолжила, по устоявшейся преподавательской привычке стремясь донести материал до слушателей лаконично, без возможного двусмысленного толкования и недоговоренностей:
– И слышала, – она повысила голос, – как вы его уговаривали жениться на мне.
Все – она сказала это! Теперь девица наверняка испарится. Ничего подобного, та лишь прижала ручку с длинными наманикюренными пальчиками к сердцу и заверила:
– Но я и сейчас так считаю! – затем затараторила, захлебываясь словами и перебивая сама себя: – А что в этом плохого?.. Нет, если вы, конечно, не хотите, тогда другое дело… Но он почти уже согласился, что так лучше… А разве нет? Вы знаете, я так хочу, чтобы ему было хорошо… По-моему, о том, что ему действительно нужно, мне известного лучше его самого…
– А что лучше для меня, у вас не возникло желания поинтересоваться? – перебила ее Татьяна.
Девушка растерянно захлопала длинными ресницами:
– Но я думала, что вы вроде как нашли друг друга и все такое прочее…
– Прочее – это что? – решила уточнить Татьяна, прекрасно видя, что вынуждает непрошеную гостью смутиться. «Так тебе и надо, вертихвостка разряженная», – подумала она с несвойственной ей мстительностью.
Девушка запыхтела не то как рассерженный ежик, не то как обиженная маленькая девочка, но не нашла что ответить.
– И почему это, интересно, он послал вас объясняться со мной? – озвучила неожиданно пришедшую ей на ум мысль Татьяна. – У самого смелости, что ли, не хватило?