Жены, которым не повезло

Сухов Евгений Евгеньевич

Коробов тем временем достаточно долго крутился возле стола и стульев, потом прошел в туалет, слил там воду из унитазного бачка, долго мыл в ванной руки, после чего прошел на кухню. Здесь он тоже стал приставлять детектор к подвесному шкафу, столу, даже плите, затем глянул на меня, удовлетворенно хмыкнул и кивком головы показал на ванную комнату. Мы прошли туда, Володька открыл кран с холодной водой и, сняв наушники, сказал:

– Ни в ванной, ни в туалете у тебя «жучков» нет. Зато один есть в комнате. Он прикреплен к тыльной стороне одной из ножек стола, что находится ближе к окну. Другой «жучок»

прикреплен сбоку к вешалке в прихожей. Еще один вставлен в щель на косяке кухонной двери. Слушают тебя, Старый. Очень плотно и внимательно слушают…

– Кто? – машинально спросил я.

– Думай, тебе виднее, – с участием посмотрел на меня Володька. – К тебе кто заходил в последнее время? Да и не в последнее тоже…

– Никто, – снова машинально ответил я.

– Ой ли, – недоверчиво посмотрел на меня Володька и спросил: – А Киприани?

– Точно! Частный сыщик! – едва не воскликнул я, и Володька приложил палец к губам:

– Тише. Не надо кричать. Микрофоны у тебя стоят новейшие и очень чувствительные.

– А зачем это Киприани нужно слушать меня? – поинтересовался я.

– Значит, для чего-то надо, – безапелляционно ответил старший следователь Главного следственного управления по городу Москве. – Например, узнать, где прячется подозреваемый в ограблениях и убийствах Кочет, объявленный в розыск. Ну, и вообще, знать, чем ты дышишь, чем занимаешься и как глубоко зашел в своем журналистском расследовании.

– Но я не знаю, где скрывается Кочет. Да и разве он скажет мне, где прячется?

– Правильно, не скажет, – ответил Коробов. – Но на след Кочета ты вывести его можешь.

– Ну, и что мы будем делать с этими «жучками»? – задал я вопрос своему другу-следователю.

– Ничего, – ответил Володька.

– Совсем ничего?

– Совсем. Будешь знать, что тебя слушают, вот и все. А при необходимости будет возможность слить слушателям «дезу».

– Чего? – переспросил я, задумавшись и не поняв поначалу, что имеет в виду Володька.

– Дезинформацию, – уточнил он.

– А, ну да… Понял. А как ты узнал, что у меня стоят «жучки»?

– Ну, я не узнал, я просто предположил.

– Пусть предположил… Это после того, как я тебе сказал, что ко мне приходил Альберт Киприани? – догадался я.

– Вот именно, – кивнул Володька. – Этот приход частного сыщика к тебе домой меня сразу насторожил. Прийти в гости к почти незнакомому человеку на второй день после убийства жены, когда дел и так невпроворот… – Он не договорил и задумался. – Здесь что-то не так…

– Ну, Киприани мог быть крайне заинтересован в розыске убийцы жены. Например, из-за мести. А я веду расследование убийства Аиды Крохиной. И, возможно, могу знать что-то, что Киприани неизвестно. Вот он ко мне и пришел, – предположил я.

– Может быть, может быть, – неопределенно пробормотал Володька.

Мы расположились в комнате. Запотелая бутылочка «Белуги», которая оказалась весьма кстати, стояла по самому центру стола, подавляя всю окружающую обстановку своим гордым величием. Маринованные огурчики, тарелка с хлебом и сыром и две куриные ножки, вынутые мной из супа, дополняли сервировку стола. А что, вполне прилично для двух мужчин,

собирающихся раздавить пузырь сорокаградусной…

– Ну что, будем толстенькими? – первым поднял рюмку Володька.

– Будем, – поддержал я друга. – Хороший тост, с нашей работой не особенно разжиреешь.

Мы чокнулись и выпили. Потом враз смачно захрустели огурцами.

– Знаешь, тут Ирина недавно звонила, – начал было я, но Коробов приложил палец к губам, и я вспомнил, как он однажды говорил, что следаку при ведении опасного расследования лучше услать куда-нибудь семью, если она есть, и не иметь под боком никого, кто был бы ему дорог, чтобы у противоположной (часто враждебно настроенной) стороны отсутствовала возможность воздействовать на следователя путем угроз и шантажа убийством дорогих ему людей. Я понял Володькин жест и тотчас продолжил свою фразу, уже запустив «дезу»: – Одногруппница моя. Предлагала собраться после Нового года, числа пятого-шестого. Посидеть где-нибудь вместе, приход Нового года отметить, студенческие годы повспоминать. Я согласился…

– А я своих одногруппников последнее время редко вижу, – поддержал тему Коробов. – Все занятые такие… Да и я занят по самую макушку. – Он с какой-то затаенной печалинкой посмотрел на меня и разлил по рюмкам: – А давай, Старче, за студенческие годы выпьем! Лучше их, наверное, ничего уже у нас и не будет…

– Ну, это ты зря-а-а, – протянул я. – Но тост поддержу. Студенческое время, конечно, славное было…

Мы снова чокнулись и выпили. Закусили. Выпили по третьей…

– А знаешь, какая у нас в группе была фирменная песня? Может, в шутку, а может, и не совсем в шутку, – прожевав, спросил Володька.

– Нет, не знаю, – ответил я. – Какая?

– Про матроса Железняка.

– Это который произнес свою знаменитую фразу: «Караул устал», после чего было распущено Учредительное собрание?

– Ага, он самый, – ответил Володька. И вдруг запел:

В степи под Херсоном высо-окие травы,в степи под Херсоном – курга-ан.Лежит под курга-аном, заросшим бурья-аном,матрос Железняк, партиза-ан.

Голос у него был вполне приятный. А при повторе двух последних строчек куплета подключился и я:

Лежит под курга-аном, заросшим бурья-аном,матрос Железняк, партиза-ан.

Володька кивнул мне и продолжил:

Он шел на Одессу, а вы-ышел к Херсону –в засаду попался отря-ад.Налево – заста-ава, махновцы – напра-аво,и десять осталось грана-ат.