Жернова. 1918-1953. Книга девятая. В шаге от пропасти
Шрифт:
– Да, – поддержал Сменщиков своего комиссара. – Учимся помаленьку, изживаем собственную глупость, как вы изволили выразиться. Бог даст, и научимся. А там и войне конец.
– И когда этот конец наступит? – спросил Алексей Петрович, заедая водку соленым огурцом.
– Не сегодня и не завтра, – дипломатично ушел Сменщиков от прямого ответа. Затем все-таки решил уточнить, заметив разочарованный вид московского гостя: – Думаю, года два-три придется с
– Или пока он не выдохнется, – вставил комиссар.
– Не без этого. Но выдохнется он не скоро: вся Европа на него работает, и в войсках кого только нет, начиная от французов, кончая иными братьями-славянами. Еще столько вдов и сирот наплодим, что вся Россия слезами умоется, – заключил Сменщиков так уверенно, точно дано ему было такое зрение – видеть на два-три года вперед.
– Нового командующего фронтом видели? – спросил комиссар, благоразумно меняя тему разговора.
– Встретил на дороге, – ответил Алексей Петрович.
– Как он вам показался?
– Так он мной не командует, – тоже ушел Задонов от прямого ответа, вспомнив уклончивый разговор с майором Кругликовым. – Не мне о нем и судить.
– Всю противотанковую артиллерию у нас забрал, – вставил наболевшее Рамишев.
– Мелко плаваешь, академик, – не поддержал своего начштаба Сменщиков. – Значит, туго у нас с противотанковой артиллерией, если он по отдельным батареям ее считает. Будь я на его месте, тоже забрал бы. Сейчас немец попрет на Можайск, а пуще того – по флангам ударит всей своей мощью. Если там не удержим, Москве не устоять. Тут каждую пушку считать станешь, не то что батареи. – И, обернувшись к Алексею Петровичу: – Отступали, столько всего бросили с перепугу и от невозможности вывезти, вряд ли когда сосчитаем, а теперь вот… поштучно. Вечно у нас так.
– Вот вы со своим полком станцию брали, – повел свою тему Алексей Петрович. – Было ли что-то такое, что отличало этот бой от других?
– Так все бои чем-то отличаются друг от друга, – уверенно, как о давно известном, произнес Сменщиков. – Там мы атаковали при поддержке роты танков. Одиннадцать машин, среди них один КВ и одна тридцатьчетверка. Пехота впереди, танки чуть сзади. Как огневая точка противника себя проявила, танк ее прямой наводкой жах! – точки нету. И потом четыре дня держались, силы немцев на себя оттягивали. И все благодаря танкам. Без них все было бы по-другому.
– И нелетной погоде, – добавил начштаба.
– Так вас специально бросили, чтобы вы оттянули на себя противника? – не поверил Алексей Петрович.
– Специально, – уверенно подтвердил Сменщиков. И все же поправился: – Мы, разумеется, этого не знали. Приказ был взять станцию и держать до подхода основных сил дивизии. А потом, когда нас отрезали от своих, поступил приказ держаться до последнего бойца и патрона. Вот тогда я и понял, для чего мы брали станцию. Даже если бы немец знал, что мы отвлекаем на себя его силы, он все равно нас в покое не оставил бы: мы у него как кость в горле торчали, потому что и железную дорогу, и шоссе перекрыли, лишив его маневра вдоль фронта. Ну и… держались: больше половины полка там полегло. Зато, как я потом узнал, из окружения вырвалось несколько наших дивизий… Вернее, то, что от них осталось, – поправился полковник Сменщиков, а затем продолжил: – А все потому, что немец ослабил на них давление и разжижил стягивающее окружение кольцо. Значит, не зря мы там зубами и когтями держались за эту станцию.
– А как вам удалось вырваться?
Сменщиков усмехнулся в усы.
– Хитростью. Как только получили приказ на прорыв, так сами оповестили немцев, что наша задача состоит в том, чтобы продолжать стоять насмерть и никуда со станции не уходить. Ну, он и поверил, немец-то. Ночью снял несколько батальонов с разных участков и сосредоточил их на двух направлениях, чтобы, значит, рассечь наши порядки. На это мы и рассчитывали. Следили за ним во все глаза и уши. И как только узнали, что на некоторых участках против нас лишь сторожевые охранения, под утро ударили, смяли их и ушли в леса. Так вот и вырвались.
– И много людей вышло к своим?
– Чуть больше роты, – погрустнел Сменщиков.
– Так и полк у нас был двухбатальонного, и те не полного, состава, – заметил комиссар Рудько.
– И вы там были? – удивился Задонов.
– А мы с ним как нитка с иголкой, – усмехнулся Сменщиков. – Вместе в кавкорпусе служили, вместе уголек в Воркуте рубили, вместе полком командовали, а теперь вот дивизией. – И пошутил: – Видать, моя фамилия где-то и читается как двойная: Сменщиков-Рудько. Иначе давно бы разделили.
– Ладно тебе, – добродушно проворчал комиссар. – Товарищу корреспонденту это совершенно не интересно.
– Почему же? – вдруг осмелел Алексей Петрович. – Настанет время, когда и об этом надо будет рассказать без всяких прикрас. Не мне, так другим.
– Да-а, из песни слов не выкинешь, – качнул головой Сменщиков и велел: – Давай, комиссар, еще по маленькой, да за работу.
Конец ознакомительного фрагмента.