Жертва без лица
Шрифт:
– Туван сказала, что ты наверняка будешь стоять здесь и пытаться войти, если она правильно тебя поняла. Я думала, ты приступишь только в августе.
– Я тоже так думал, – ответил Фабиан, гадая, сколько Тувессон удалось о нем разузнать.
Они пожали друг другу руки.
– Ирен Лилья.
– Может быть, тебе удастся убедить вот этого мужчину впустить меня?
– Его нет в списке, а я получил подробную инструкцию ни при каких обстоятельствах не впускать того, кто не…
– Все в порядке. Он войдет со мной, а я попрошу внести его в список. – Лилья кивнула Фабиану,
– Тебе повезло, что я припозднилась. Флориан обычно ревностно относится к своим обязанностям.
Они вошли в лифт.
– Ну что? Тебе что-нибудь пришло в голову?
– Нет, к сожалению.
– Тогда что ты здесь делаешь? Насколько я понимаю, ты только что сюда переехал и у тебя масса дел.
Фабиан стал придумывать ответ, но тут двери лифта открылись.
Лилья провела Фабиана в комнату для совещаний – просторное помещение с панорамным видом на Хельсингборг, Эресунн и всю дорогу до Дании. Посреди комнаты стоял овальный стол, а стены с подсветкой служили одновременно грифельными досками и экранами для встроенных в потолок проекторов. Фабиан никогда не был в таких продвинутых переговорных. Сам он привык проводить совещания в комнатах без окон и вентиляции.
– Нет, он не вычислил, кто преступник, так что дышите спокойно, – объявила Лилья.
– Мне бы хотелось послушать, к чему вы пришли, и немного посидеть с вами. Можно? – спросил Фабиан.
– Конечно. Естественно. Проходи, садись, – сказала Астрид Тувессон и представила его остальным членам группы.
Помимо Астрид Тувессон, Ирен Лильи и Ингвара Муландера в группу входил Сверкер Хольм по прозвищу Утес, мощный мужчина за пятьдесят.
– Придется обойтись без Хуго Эльвина. Он только что уехал в Кению и вернется лишь через месяц.
– Кения, – пробормотал Утес. – Так вот куда надо ехать, чтобы отдохнуть. – Он повернулся к Фабиану. – Фабиан. Ведь тебя так зовут? – Фабиан кивнул. – Предупреждаю тебя. Стоит тебе сесть на этот стул, как придется забыть об отпуске. Если тебе нужен отпуск, поезжай в Кению. Или еще куда подальше. Самому мне приходится довольствоваться домом родителей жены на острове Костер, и вот я здесь. – Утес развел руками.
– Ты сам решил прервать отпуск и выйти на работу, за что, кстати, я тебе страшно благодарна, – заметила Тувессон и повесила на стену фотографию Йоргена Польссона над фотографиями с места убийства.
– Что тут решать? Ты что, думаешь, я могу лежать на пляже и ковыряться в пупке, когда преступник, способный на такое, на свободе?
– Ты ведь все равно всегда жалуешься на этот дом и говоришь, что находиться там скорее работа, чем отдых, – вставила Лилья.
– Ясно, что мне в сто раз лучше с моей семьей, чем здесь, и, черт возьми, надо запретить совершать серьезные преступления во время моих отпусков.
– Тогда вноси предложение об изменении законодательства, – Тувессон своим тоном дала понять, что болтовня окончена. – Фабиан, тебе не надо волноваться. Как бы я ни хотела, я не могу отменить твой отпуск, поскольку ты получил его за работу в Стокгольме.
Фабиан
– Только не говори потом, что я тебя не предупреждал, – заметил Утес.
– Извините, можно вопрос? Вы случайно не нашли отпиленные кисти? – спросил Фабиан.
– Мы как раз обсуждаем это, – Тувессон кивнула Муландеру, который встал и нажал на кнопку пульта. На потолке зажегся проектор, и на экране появилась фотография двух отпиленных кистей рук, лежащих на окровавленном полу из белой кафельной плитки.
– Фото сделано в душевой для мальчиков, которая примыкает к физкультурному залу.
– Это та же школа? – спросил Утес.
Муландер кивнул.
– А вы начали составлять психологический профиль преступника? – поинтересовался Фабиан.
– Ну, что я говорил? – сказал Утес. – Он уже включился в работу, и, как пить дать, сам даже не осознает этого.
– Пока нет, – взяла слово Тувессон. – Многое говорит о том, что мы имеем дело с наихудшим типом преступника: псих-одиночка, который хочет что-то сказать, у которого есть план действий и который к тому же достаточно сообразителен, чтобы этот план осуществить.
– А откуда такая уверенность, что он или она действует в одиночку? – спросила Лилья, наливая себе кофе.
– Тут все доведено до крайности, – Тувессон показала на фотографии с места убийства. – И вместе с тем слишком хорошо спланировано и выполнено, чтобы речь шла о нескольких людях. Когда такое безумное преступление совершает группа, это почти всегда минутный порыв под сильным воздействием наркотиков. Такие преступники допускают ошибки и оставляют после себя целый ряд следов и технических улик. Здесь все сделано без ошибок. Не найдены ни отпечатки пальцев, ни волоски. Ничего. К тому же, Фабиан, ты правильно сказал о стекольной фирме. Ее не существует, а автовышку на самом деле арендовала строительная фирма Peab, которая понятия не имела о том, что ее у них угнали. Иными словами. Убийство Йоргена Польссона – не несчастный случай; оно было хорошо спланировано вплоть до мельчайших деталей: где оно произойдет, как будет выполнено и когда обнаружится.
– Остается только спросить: почему? – подал голос Муландер.
– Да, хороший вопрос, – отозвалась Лилья. – Почему кому-то отпиливают кисти рук?
– Может быть, он что-то украл? – предположил Утес. – По законам ислама так наказывают за кражу.
– Ты думаешь, преступник – мусульманин?
– А почему бы и нет? – сказал Утес и указал на фото класса. – Вот у этого вполне мусульманский вид. Что скажешь, Фабиан? – он протянул фото Фабиану. – Ты его помнишь?
Фабиан кивнул:
– Яфаар Умар. Мы звали его Яффе. Классный парень, самый веселый в классе. Мог шутить обо всем на свете.
– Похоже, это не наш случай, – сказала Лилья.
– Обычай отрубать руки существует у нескольких народов, – вмешался Муландер. – Взять хотя бы войну в Руанде. Там отрубали руки военнопленным, чтобы они больше не могли сражаться.
– Там отрубали руки целым деревням, – подхватил Утес. – Мужчинам, женщинам и детям, только чтобы они не смогли оставить отпечатки пальцев на бюллетенях для голосования.