Жертва мистификации
Шрифт:
Но «Мутант» явно почуял неладное, стал чихать, кашлять и дергаться, как припадочный. А за Матвеевкой вообще остановился. И сколько Дмитрий его не уговаривал, как не материл, он ни на что не реагировал. Стоял, как вкопанный. Вот придурок! Он ведь сорвет всю операцию. А потом оказалось, что придурком был вовсе не «Мутант». Определенно. В баке не было ни капли бензина. На счастье Беркутова вскоре подвернулась милицейская «Волга». Он её тормознул и объяснил ситуацию. Ребята выручили. Дальше до Нового поселка Беркутов добрался без особых осложнений и оказался перед двухжтажным громадным коттеджем Люсевой в восемь часов. На
Ажурные ворота были настежь распахнуты. Нынче здесь «День открытых дверей». По выложенной гранитными плитами дорожке Беркутов продефилировал до парадных дверей и нажал на кнопку звонка. Дверь тут же распахнулась и Беркутов увидел перед собой вышколенного гренадера в роскошной ливрее с весьма значительным лицом, говорившем о богатой родословной его обладателя. Предки этого добра молодца наверняка служили дворецкими и камердинерами при дворах графов Львовых, Воронцовых, князей Галициных, Шереметьевых, а то и при дворах монарших особ. И вот, докатились до швейцаров мадам Люсевой, бывшей валютной проститутки. А что делать? Куда бедному «крестьянину» податься? Как говориться, — «каков поп, таков и приход». Потому-то и взгляд голубых глаз швейцара был так глубок и печален.
— Вы приглашены? — спросил он.
Думая над своей ролью в этом вертепе бесившихся с жиру богатых развратниц, Дмитрий решил косить под иностранца. Ведь Люсева прежде была не простой шлюхой, а шлюхой валютной, то-есть имела самое непосредственное отношения к «цивилизованному Западу», а потому «иностранцу» с ней будет легче дотолковаться. Определенно. «Гренадер» стоял на пути неодолимой преградой и ждал отывета. А, была не была! Понеслась душа в рай! «А он сказал: „Поехали!“, и махнул рукой».
— Ви говорил — «приглашайт»? Я,я. Моя приглашайт мадам Люсьева. Я, — активно закивал головой Беркутов. Поскольку до недавнего времени в наших лучших друзьях ходил «друг Колль», а уж потом шли «друг Билл», «друг Шерак» и все прочие, Дмитрий решил работать под немца.
Породистое лицо швейцара дрогнуло и расплылось в приветливой улыбке, а могучее, казалось, никогда несгибаемое тело, переломилось в почтительном поклоне. Это соотечественники вызывали у него излишнюю подозрительность, граничащую с параноидальным синдромом. Иностранцы же были вне подозрений. Беркутов уже давно отметил закономерность. что к иностранцам в России были особенно неравнодушны две категории граждан — политики и лакеи. Остальным они были как-то до лампочки. А вот эти две настолько были счастливы от общения с западными друзьями, что готовы были заменить собой всех капельмейстеров военных оркестров. Кроме шуток.
— Проходите, пожалуйста! — подобострастно пророкотал швейцар, не разгибаясь и освобождая дорогу. — Оне-с в гостинной.
И Беркутов вошел в большой, ослепляющий блеском венецианского стекла и утопающий в роскоши дорогих ковров и картин в массивных позолоченных рамах холл, как утопают государственные мужи в объятиях «массажисток», этих юных гетер, вершащих судьбы Отечества. «Гренадер» на полусогнутых семенил впереди и при его росте и комплекции выглядел карикатурно, если не сказать больше. Но самое
— Прошу-с!
И Дмитрий увидел в гостиной сидящей в глубоком кресле женщину. Вернее, поначалу бросились в глаза длинные и мускулистые, как у ипподромского рысака, ноги, обнаженные до этой самой, а потом рассмотрел и все остальное. Остальное тоже впечатляло. И ещё как впечатляло. На вид ей можно дать года тридцать два, от силы — тридцать три. Сильная гибкая фигура с довольно развитой грудью, красивая голова на длинной шее, короткая стрижка пепельных волос, синие наглые глаза, вздернутый носик и большой порочный рот. Если мадам лишить по суду всего её состояния, то она не пропадет. Нет, не пропадет. Прокормится прежней профессией. Во всяком случае, у жителей Судана и Мозамбик она будет пользоваться большим спросом. Определенно.
— Ты кто? — длинный палец Люсевой (а это была несомненно она) со свисающим с него, будто клюв коршуна, ярким ногтем выстрелил Беркутову точно в грудь, То ли Люсева обладала мощным энергетическим зарядом, уже не раз испытанном на подопытных мужиках, Дмитрий не знал, но только почувствовал, что получил пробоину как раз в районе «ватерлинии», а в груди что-то забеспокоилось и заныло. И чтобы окончательно не погибнуть и не пойти ко дну, не отдать душу на поругание этой дьяволицы, схватился за свою любовь, как хватается утопающий за соломинку,
«Светочка! Святая женщина! — мысленно возопил, обращая свой взор на окно, выходящее на север, туда, где в сорока километрах от этого элитного вертепа в уютной квартире проживала его любимая, ничего не подозревавшая какой великой опасности подвергается её непутевый мужинек. — Защити и сохрани! Отверни от от этой горгоны, этой наяды, этой ненасытной вакханки. Не дай погибнуть во цвете лет».
Не поверите, но помогло. Успокоилось сердце и все осталоное. И Беркутов ощутил былую уверенность и почувствовал, как вернулось чувство мужского достоинства. Нет, его круглыми коленками не возмешь. Дохлый номер! Он уже давно вырос из того возраста. Видел в своей жизни и похлеще. И вперив в хозяйку наглый насмешливый взгляд, проговорил:
— Их ест пресса. А вы ест мадам Люсьев? Такой красивый русский баба. Здравствуйте! — Дмитрий подошел и галантно поцеловал руку Люсевой, не упустив однако случая погладить и её упругую ляжку. Люсева сделал вид, что этого не заметила.
— Так ты иностранец?! — удивленно воскликнула она, встрепенувшись. А её впечатляющая грудь в глубоком выразе платья втрепенулась и приняла положение «на изготовку». И это было хорошим признаком. Определенно. Беркутов достал журналистское удостоверение, протянул хозяйке.
— Писал шуть-шуть хотел ваш клуб.
Хозяйка раскрыла удостоверние, прочла, разочарованно проговорила:
— Так ты Самохвалов?
— Это ест майне... Как это? Когда их не хотел называться своя фамилия?
— Псевдоним? — подсказала Люсева.
— Я-я, псевдоним. Тошно. Их ест Густав Любке.
Люсева резким рывком встала с кресла и пошла развитой грудью на предполагаемого противника. Теперь это главное оружие в борьбе с сильной половиной человечества демонстрировало явную заинтересованность.