Жертва на замену
Шрифт:
Разговор затух, так и не развившись. Лайонел молча сидел, облокотившись о стену и всматриваясь в потолок. Будто там было на что посмотреть, кроме цветущей плесени.
Но я не могла просто так сидеть и ждать непонятно нечего. Встала — плащ почти соскользнул с плеч, но я вовремя подхватила ворот, застегнув его замысловатой застежкой, инкрустированной фиолетовыми драгоценными камнями. Пришлось поддерживать полы, чтобы воротник не оттягивал шею назад, все-таки ткань была тяжела для моих плеч. А от мысли сбросить его становилось немного неуютно. Принялась ходить взад-вперед, скользя пальцами по шершавому камню, с высеченными на нем письменами и повторяющимися рисунками. До слуха доносилось
Какая… Скукота…
Так и подмывало, спросить у моего несостоявшегося палача, есть ли у него телефон или на худой конец айпод с добротной музыкой. Но он не горел желанием вести беседы на голодный желудок — это же не на веранде чаек с зефирками попивать. Интерьер подземелий не располагал к задушевным беседам. Поэтому я продолжила ходить вдоль стены, вглядываясь в замысловатые значки и выискивая глазами знакомый остроклювый силуэт, прятавшийся в каменной резьбе. Уж не знаю, сколько раз я обошла помещение, когда меня неожиданно потянуло в сон, а гудящие ноги взвыли о пощаде. Нервное возбуждение, не дававшее сну вступить в свои права, рассеялось. Опустилась на ставшую такой притягательной каменную лавку. И прислонилась к крепкому плечу. Лайонел едва ощутимо вздрогнул, напрягся, но ничего не сказал.
Сон был рваный, бессмысленный и поверхностный, поэтому, когда мужчина легонько тряхнул меня за плечо, при этом аккуратно прислонив к стене, я сразу проснулась, чувствуя, как струна в теле натянулась, с готовностью отражать любые атаки.
— Что? Где? — рассеянно помотала головой, стряхивая с себя остатки дремоты. Когда же глаза нашли цель, чуть не вскрикнула, но не начавшийся крик утонул в широкой ладони, обтянутой перчаткой.
— Если хочешь жить — молчи, — прошипел знакомый голос, терпкость которого была сравнима с дорогостоящим вином. Всмотревшись в искаженные по неведомым причинам черты лица, я признала в зверолюде Лайонела. Переносица стала значительно шире, углубив складку между бровями, нос по форме стал походить на львиный. Еще заметила мелькнувшие во рту клыки, когда он говорил, а верхняя губа стала тоньше, но не раздвоилась. Странно, но новый облик будто добавил ему благородства, королевской стати, присущей ярким представителям африканского прайда.
Без лишних прелюдий, Лайонел разорвал юбку моего платья, оголив ноги до самого мыслимого предела. Хотела возмутиться, но далекие, еще неоформленные, но явные шаги, спускающиеся в подземелья, заставили замереть. Мужчина, с чертами льва, кинул кусок, оторванный от платья, в кровавое месиво на полу и потянул меня к длинной стене. К месту, где висело пустующее в ожидании факела кольцо. Лайонел повернул его против часовой стрелки. Внутри стены что-то щелкнуло и камни разъехались, плюясь пылью — зажала нос, чтобы приглушить чих.
— Полезай, — коротко бросил он, кивнув на темнеющую пустоту, едва способную вместить меня, свернувшуюся калачиком. Хотела возразить, даже отступила на полшага, несогласно мотнув головой, но мерный сдержанный стук в дверь зловеще шарахнул по барабанным перепонкам. И я ринулась к потайной нише, желая спрятаться от того, кто сейчас находился за дверью. Что-то мне подсказывало, что он не обрадуется, узнав, что Лайонел меня не убил.
13
Стены облепили меня со всех сторон, как только плита встала на место. Каменная пыль оседала на языке, щекотала ноздри, перемешиваясь с кислым привкусом плесени и липкой паутиной. Воздуха едва хватало, чтобы сохранять сознание на поверхности. Я старалась дышать ровно и спокойно, чтобы не расходовать ценный актив зазря. Я же не знала, сколько здесь проторчу, согнувшись в три погибели. Но рациональность дала сбой, когда звук неумолимо приближающихся шагов умолк примерно в нескольких метрах от моего спасительного укрытия. Точно определить местоположение пришедшего я не могла, но зато различила не только слова, приглушенные каменной кладкой, но и тон голоса. Надменный и холодный, как открытый склеп холодной ночью. Мурашки неровным строем пробежались по коже. Амнон.
Ну, Геня, увязнешь ты еще глубже, если он тебя обнаружит. Так что, успокойся и прекращай сосать воздух, как пылесос на полной мощности.
От поверхностного рваного дыхания голова закружилась, смазав начало разговора по ту сторону потайной стены — я уцепила только окончание.
— …рад, что ты больше не колеблешься, — тень радости в голосе напоминала январский полдень: солнце есть, но оно еле греет. Я предположила, что Анубис улыбнулся.
— Выбора нет, — вздохнул Лайонел. Раздражение в бархатных нотках вполне сошло бы за настоящее, если бы я не знала, что правитель зверолюдов нашел лазейку, и сумел превратить ритуал жертвоприношения в исковерканную версию национального культурного обмена.
Несложно было сложить два и два: девушки до меня были. И Лайонел, пока не до конца понятным мне способом, сохранял им жизнь, и, скорее всего, выводил за пределы замка и страны. Только вот…? Неужели все они так просто согласились держать язык за зубами? Ведь проболтайся хоть одна из «жертв» — это бросит тень на правление Лайонела. Я, конечно, всего не знаю… Но думаю, это, как если бы Сталин самолично выпускал офицеров гестапо. Стало бы такое известно — все, конец. Бунт и свержение правящей верхушки. В принципе логично, особенно, если учесть, что в здесь процветают ксенофобские настроения. Стоит только вспомнить, как Амон смерил меня взглядом, будто я — полудохлый таракан. Б-р-р-р…
— Они варвары, мерзкие гнилые существа, — продолжил отстаивать свою позицию приближенный к королю после небольшой паузы. Жаль я не могла видеть, что ее вызвало — по шуршанию одежд и стуку каблуков было не понять, — и не способны видеть дальше своего носа. Нетерпимые, кровожадные и безжалостные. Будь их воля, они бы забили нас, как диких зверей. Что манны и делают, стоит нашему собрату даже по чистой случайности, выйти за пределы границы. Почему мы должны поступать по-другому?
— Не все манны такие… — вставил правитель, проигнорировав вопрос. Вздрогнула, кожа лица вспыхнула. Я была уверена, что Лайонел бросил короткий взгляд в сторону моего укрытия.
— Это бесполезный пустой спор, — вздохнул Амнон, показавшийся холодным и бесцветным голос приобрел оттенок едва осязаемого разочарования, а после в нем зазвучала обжигающая ледяная сталь: — Мы должны держать их в страхе. Чтобы они боялись лишний раз связываться с нами. Во время Великой Войны манны погубили сотни тысяч ваших подданных. Не щадили даже беременных женщин. Одна жертва в месяц — капля в море потерь и боли, в котором они искупали наш род.
Советник развернулся на каблуках: его шаги постепенно удалялись, пока не стихли совсем. Шорох одежды, скрытый за отзвуком тяжелых шагов — и вот знакомый щелчок впустил живительный воздух в тесное убежище.
Лайонел помог мне выбраться наружу.
— И что дальше? — спросила я, без особой надежды, что он посвятит меня в свои планы. То есть в наши планы. Нет, не так. У нас не может быть никаких наших планов… В общем, я в ожидании хлопала глазами, навострив уши, готовая услышать любые варианты развития дальнейших событий, касательно конкретно меня.
Лайонел помедлил, подбирая слова, от прищура янтарных глаз стало не по себе. Как будто он решал, стоит ли мне говорить, или проще тюкнуть чем-нибудь меня по голове, тем самым перекрыв неиссякаемый источник вопросов.