Жертвенный агнец
Шрифт:
— Да, но все же… — Тойер постучал кулаком в лоб. — Согласен, она потеряла мать и замкнулась. Отгородилась от всех, чтобы… — он ударил ладонью по стопке из трех книг, лежавшей на его столе, — чтобы читать детективы, слово Божие и заметки о недавней истории. И тут я вижу трех разных девочек.
— Раздвоение, нет, растроение личности, — непререкаемым тоном объявил Хафнер. — Мы цепляем любую американскую заразу.
— Одна из трех ипостасей Рони совершила самоубийство и осквернила труп двух других. Отлично, Хафнер. — Штерн произнес это почти любезным тоном.
Тойер раскрыл том по истории «Свинцовых времен»:
— Вот
2
ФКА — «Фракция Красной Армии» (левацкая террористическая организация в ФРГ).
Подчиненный беспомощно поднял руки:
— Вчера я беседовал в Хандшусгейме с местными пасторами. Никто из них ее не знал. Очевидно, она была верующая, но…
— Религия ведь все равно частное дело, — пролаял Хафнер.
Тойер грохнул кулаком по столу:
— Сегодня суббота. Мы торчим тут, когда другие отдыхают, и притом без всякой пользы!
Дверь отворилась без стука. В ней появился нахальный толстяк Зенф:
— Ага, группа Тойера на месте. Шикарно. Я-то думал, что я единственный идиот, который торчит тут, ан нет, оказывается, мои знаменитые коллеги тоже парятся. Вас легче всего обнаружить. Я, как обычно, просто прибежал на рев. Вы уже читали циркуляр, разосланный Зельтманном?
— Нет, не читали! Некогда, много работы, — огрызнулся Хафнер.
Его грубоватый тон был показным: вся группа хорошо относилась к баденскому коллеге.
— Зенф, ты просто комик, — добродушно проворчал Тойер. — Не считая Зельтманна, ты единственный в конторе, кого интересует служебная дисциплина. Только ты лучше нашего шефа.
— Улыбка дорогого не стоит, — дружелюбно парировал Зенф.
— С пожарами что-нибудь прояснилось?
— Конечно. А конкретно то, что случился еще и третий. В Планкштадте сегодня ночью сгорел гараж.
— Чушь собачья, — сказал Тойер, ведь ему надо было как-то отреагировать на упоминание этого места, хотя он никогда там не бывал.
— Поэтому я и торчу тут, из-за паршивого гаража! Уж хотя бы из-за клуба свингеров — не так было бы обидно! Ребята, это просто трагедия. Сегодня я собирался поиграть на клавесине.
— А ты что, умеешь? — не без уважения поинтересовался Лейдиг.
— Человек умеет все, чего он еще не пробовал! — с обычной дерзостью ответил Зенф (впрочем на этот раз в его тоне присутствовала поучительная нотка). — В целом же преступления начинают проясняться. Все три точки расположены между Гейдельбергом и Мангеймом, общий настрой — хаотично-деструктивный. Хафнер, ты не ожидал, что услышишь столько иностранных слов? А вот тебе еще парочка: промилле, делириум. Отдаю их тебе бесплатно…
Несмотря на грубоватую издевку, Хафнер ухмыльнулся во весь рот.
— В первых двух случаях у нас имеются свидетели, которые, по их словам, видели молодого парня в шмотках в стиле хип-хоп, небесно-голубого цвета. Если он и в Планкштадте имел глупость остаться в той же одежде, тогда мы в ближайшее время арестуем голубого как небо мальчика. А у вас что новенького?
— Все по-прежнему в густом тумане. — Тойер задумчиво листал фолиант, посвященный террору семидесятых. — Девушка была убита, теперь я могу это сказать наверняка, однако мотивом мы не располагаем. Преступник совершенно по-дилетантски имитировал убийство на сексуальной почве, причем пошел для этого на огромный риск. Я бы оценил это как незапланированное убийство… Так какой там еще циркуляр?
Сообщение было и впрямь странным.
Если «что-либо существенно не изменится», директор полиции примет решение о «временной отмене отпусков». Хафнер, сотрясаясь от приступов хохота, сжег бумагу в раковине умывальника. При этом он кричал фальшивым тонким голосом:
— Пожар, господин Тойер, пожар!
Около полудня к ним зашла Ильдирим. Дело передали ей, и из-за особых отношений со старшим гаупткомиссаром это было для нее не слишком удобно. По какой-то причине ее коллега-карьерист Момзен был обойден обер-прокурором Вернцем.
— Возможно, в итоге окажется, что все не так, как мы думаем, — обратился Тойер к своим подчиненным. — Девушка убита — но очевидного мотива нет. Преступник — явный дилетант, имитировал убийство на сексуальной почве и при этом шел на огромный риск. Короче, как я уже сказал, преступление явно незапланированное.
— Ты этого не говорил, — возразила Ильдирим.
— Нет-нет, говорил. Сегодня. Слово в слово. Верно, Лейдиг?
Бравый комиссар нервно кивнул, словно застигнутый врасплох.
— Эй! Что с тобой? Все нормально?… — поинтересовался у него Тойер и продолжал: — В общем… почему-то у меня возникло ощущение, что этот случай… — Он не договорил фразы. — Девушка мертва, проклятье! Какой-то изувер сбросил ее вниз. Со стены замка! Можно сказать, нашей гордости, главной достопримечательности Гейдельберга…
— Не только Гейдельберга, но и всего мира! — с гордостью уточнил Хафнер.
— Анализ того, что было в ее желудке, мы получим завтра, несмотря на воскресенье. — Штерн, казалось, пытался всех утешить. — А то, что мы до сих пор не располагаем никакой конкретикой, объясняется тем, что у половины судебных медиков неожиданно разыгрался гнойный фронтит.
— Слабаки, — вяло буркнул Тойер. Впрочем, сам он тоже не отличался особенным мужеством и не спал ночами от страха даже при обычном насморке — боялся: вдруг будут осложнения.
— По-видимому, и в самом деле не было никаких свидетелей, на трупе имеются лишь легкие царапины от трения о землю, такие легкие, что при определенной доле фантазии можно было бы даже предположить самоубийство. — Лейдиг растерянно развел руками. Как часто бывало, этот жест выглядел слишком манерным.
— Ну конечно, — с насмешкой возразил Хафнер. — Она загнала себе деревяшку во втулку, выдрала из муфты клок волос, а потом сиганула вниз. — Сказав это, он особенно яростно затянулся сигаретой.