Жертвоприношение любви
Шрифт:
Ее голос резкий и чрезвычайно тихий.
— Есть племя в Азии, не испорченное западным влиянием, — она делает паузу, саркастически улыбаясь. — Кто-то вроде тебя, без сомнения, будет выступать защитником. Обычай этого племени заключается в том, когда муж приходит домой после тяжелого дня охоты, он снимает свои охотничью одежду, поднимается на крыльцо деревянного дома, и зовет свою дочь, как правило она очень молоденькая, меньше десяти, возможно, даже пять или меньше лет. Когда он зовет ее, она уже знает, что он хочет от нее, поэтому идет и ложиться в главный зал,
Она замолкает, чтобы насладиться моим нескрываемым ужасом.
— Часто, он пьет из ее невинной киски, а она в этот момент пьет молоко из груди своей матери.
Я смотрю на нее в полном шоке. Она говорит правду?
— Ты не веришь мне? — с вызовом спрашивает она. — Так пойди и посмотри на это. — Ее лицо превращается в жесткую холодную маску. — И имей в виду, только отец может иметь такую привилегию. Этот закон там нерушим, хотя при твоем образовании и понимании, он может показаться неправильным, но на самом деле он не несет собой никакого сексуального подтекста вообще. Это делается для укрепления мужчины, чтобы он был более сильным. Как только девочка вырастает и превращается в женщину, то так перестают практиковать с ней. Но у девушки останутся теплые воспоминания о тех временах, когда она «помогала» своему отцу. Ведь у нее должно быть была довольно приятная служба.
Она замолкает, берет палочки для еды, и мастерски захватывает жареные креветки с кукурузой, завернутые в листья ча флу.
— Хватит ли у тебя мужества поехать туда и сообщить этому племени, что то, что они делают постыдно и варварски?
Я с трудом сглатываю, совсем лишившись слов.
— Нет? И все же ты с удовольствием сидишь здесь и читаешь мне лекции по поводу варварского характера наших ритуалов.
Эта женщина действительно настоящий мастер по интеллектуальным играм. Каждый раз, когда мне кажется, что я ее загнала в угол, в результате там оказываюсь я.
— Возможно, у этих девушек остались приятные воспоминания, по сравнению с тем, что случилось с Блейком? Он до сих пор страдает от ужасных кошмаров.
— Я удивляюсь на тебя. Какая женщина поощряет своего мужа на нерешительность?
У меня вырывается саркастический смешок.
— Нерешительность? — повторяю я.
— Детям снятся кошмары, по поводу визита к стоматологу. Ты можешь не водить их к стоматологу?
Я с раздражением вскидываю руки вверх, у меня такое чувство, будто я попала в «сумеречную зону», похоже эта женщина просто сошла с ума. Я поднимаюсь из-за стола.
— Я ухожу. Спасибо за чай.
Она остается сидеть.
— Я уезжаю завтра, но я увижу тебя в Бельгии на июльском балу. Это наше самое важное собрание. Блейк захочет «представить тебя», я уверена в этом.
Я смотрю ей прямо в глаза.
— Я не пойду.
И впервые я замечаю, что поставила ее в тупик. Она не ожидала такого. Ей даже никогда не могло прийти в голову, что кто-то может отказаться от такого
— Иду сюда, Констебль. Вот, мальчик, — зову я его. Маленькая собачка тут же подпрыгивает и бежит к миске. Я выпрямляюсь, Хелена не отводит от меня глаз, ее губы плотно сжаты, превратившись в тонкую линию.
— До свидания, Хелена. Не думаю, что мы когда-нибудь встретимся снова.
— Не думаю, что ты сможешь удержать Блейка от собрания.
— Блейк, если захочет, то может пойти, это будет зависеть от его решения.
— Ты совершаешь ошибку, большую ошибку.
— Я так не думаю, — тихо отвечаю я, и ухожу из номера. Я возвращаюсь в наш номер, чувствуя себя очень странно, очень маленькой. Меня ожидает Блейк, тут же заключая в свои объятия.
— Как все прошло?
— Именно так, как ты и говорил.
— Я сожалею. Я знаю, что ты хотела, чтобы все было хорошо.
— С моей стороны было глупо предполагать, что она сделает что-то другое. Я самая худшая для тебя женщина, на которой ты мог бы жениться, не так ли?
Он усмехается.
— Было бы еще хуже, если бы я женился на Билли.
Его ответ заставляет меня захихикать.
— Ты знаешь, она сказала, что шея Билли выглядит, как стена общественного туалета?
Уголки его губ поднимаются, его сердце замирает, он опускает глаза.
— Это она сказала специально тебе.
— Шутки шутками, но она действительно ненавидит меня?
— Она не ненавидит тебя, а завидует тебе. Она бы отдала все свои деньги и привилегии, чтобы быть тобой.
— Мной?
— Все, что ты воспринимаешь как должное, словно любимое дитя, упругость щек, гибкость твоего тела, свет в своих глазах служит причиной зависти тех, кто давно был молодым.
— Грустно, что мы все состаримся когда-нибудь.
Он смотрит в мои глаза.
— Я заказал для тебя чай.
Я хмурюсь.
— Ты?
— Хм..., — он берет меня за руку и проводит в гостиную. Стол накрыт — английский чай, сэндвичи, булочки, сливки, малиновое варенье, пирожные.
Я перевожу взгляд на него и стараюсь не разрыдаться.
— Ты знал, что она не собирается устраивать чаепитие.
— Я не знал, но догадывался. Но я должен был дать тебе возможность понять самой.
— Ах, дорогой, — шепотом говорю я. — Я так тебя люблю, что никто даже не сможет предположить насколько сильно, потому что это невозможно передать словами, насколько сильно я люблю тебя.
— Отлично, — соглашается он с широкой улыбкой.
10.
Виктория Джейн Монтгомери
Здравствуй, мамочка, — тихо здороваюсь я.
— Здравствуй, дооорогая, — с волнением тянет она слова, направляясь ко мне и крепко обнимая за плечи, громко целуя в обе щеки. В уголках ее голубых глаз залегли морщинки, но глубоко внутри я вижу что-то, что сбивает меня с толку. Это не я, а она, находится на краю помешательства.