Жертвоприношение любви
Шрифт:
— Как ты? — спрашивает она, но в ее голосе слышится какой-то дикий зов.
Мы с мамой никогда не были близки, но теперь я понимаю, что она может оказаться моим самым полезным союзником. Я улыбаюсь своей самой милой улыбкой.
— Я чувствую себя прекрасно.
— Я думала, что это будет самый ужасный день, но не предполагала, что он будет таким милым?
Конечно. Погода. Она говорит о погоде, как будто я совсем чужой ей человек, которого она встретила в деревенской пекарне. Очень по-английски. Я уверена, что
— Да, ты права, сегодня прекрасное утро.
Мама, как-то неуверенно поднимает правую руку к своему лицу, и в этот момент мне кажется, что она превратилась в какое-то жалкое существо.
— Они с тобой хорошо обращаются?
— Да, все очень мило.
— Ох, хорошо, — с облегчение выдыхает она.
— Как папа?
— Ну, он, конечно, скучает по тебе. Он не может дождаться, когда тебе станет лучше, чтобы ты могла вернуться, — радостно говорит она.
— И когда ты думаешь это случиться, мама?
Мать неуверенно моргает, напоминая мне оленя, ослепленного светом фар на проезжей дороге.
— Ну, как только тебе станет лучше, моя дорогая.
Ах, видно не скоро, но она продолжает говорить.
— Не волнуйся об этом. Просто быстро поправляйся. Ты же принимаешь все лекарства и делаешь все, что советуют врачи, правда ведь? Поэтому очень скоро будешь дома. Может тебе стоит пожить с нами какое-то время. Мне никогда не нравилась идея, что ты в одиночестве пребываешь в этой квартире в Лондоне.
— Да, это неплохая мысль, мне стоит пожить с вами.
Она улыбается от мысли, что я переберусь к ним.
— Хочешь, я что-нибудь тебе принесу, когда приду в следующий раз?
— Да, я хотела бы почитать книги, которые ты читаешь.
Мама хмурится.
— Но я читаю только романы.
— Да, но в них все красиво.
— Но ты ненавидишь романы.
— Я передумала. Здесь библиотека в довольно отвратительном состоянии, и наполнена только заунывными трилогиями.
Она широко улыбается.
— Да, я принесу тебе некоторые из своих любимых.
Я смотрю на ее брошь, она не самая лучшая, которая у нее имеется.
— Мамочка, можно мне твою брошь?
Ее рука тянется к ней.
— Эту?
Я киваю.
Она хмурится, пребывая в полном замешательстве, не совсем понимая, с какой стати я вдруг хочу получить ее брошь.
— Зачем?
— Я бы хотела, чтобы она была со мной, пока я нахожусь здесь, тогда она могла бы напоминать мне о тебе по ночам, когда мне совсем одиноко.
— Конечно, конечно, — она снимает ее дрожащими руками и отдает мне.
— Спасибо, мама, — наши пальцы случайно соприкасаются друг с другом, и прежде чем она убирает руку, я чувствую ее гладкие, с слегка выпирающими костяшками пальцы. Ее глаза встречаются с моими, они кажутся немного испуганными. Теперь она боится меня, зная на что я способна.
— Я не очень хорошая дочь, да?
Она яростно отрицательно начинает трясти головой, маленькая лгунья.
— Я знаю, — продолжаю я, — я не была хорошей дочерью. Я была слишком... одержимой.
Она резко выдыхает. Видно ее предупредили не затрагивать эту тему, поэтому мы не обсуждаем те ужасные вещи, которые я сделала с шлюхой Блейка. Она быстро добавляет:
— Сейчас не стоит волноваться об этом. Ты точно становишься лучше.
— Спасибо, мамочка. Хотела бы поинтересоваться, не могла бы ты принести мне некоторые мои украшения, пожалуй, несколько дизайнерских вещей. С ними я буду чувствовать себя здесь намного лучше.
— Конечно, но что если персонал или другие пациенты украдут их?
Я пожимаю плечами.
— Тогда ты принесешь мне еще. Они не слишком дорогие и их можно заменить.
Она улыбается, и на ее обеспокоенном лице появляется маленький лучик надежды.
— Я принесу, чтобы они могли поддержать тебя.
— Спасибо, мама.
Она вздыхает.
— Ты знаешь, возможно, это самая лучшая вещь, которая когда-либо происходила со мной?
— Да?
— Я была слишком избалованной и эгоистичной. Мне кажется, я бы хотела выстроить новые отношения с тобой и папой, начать с чистого листа, если можно, так сказать. Надеюсь, когда-нибудь, — я делаю паузу и добавляю в свой голос слезы, — ты и папа, Блейк... и его жена может смогут открыть свои сердца и простить меня за то, что я совершила.
— Ах, дорогая. Нечего прощать. По любому мне нечего тебе прощать.
— Я опозорила тебя и отца.
— Не бери в голову. Бесполезно плакать над убежавшим молоком.
— Мне кажется, что лекарства помогают, потому что я чувствую себя намного спокойнее, как будто я парю в облаках.
Она улыбается.
— Вероятно, это приятно. Ты всегда была немного напряженной.
Я смеюсь, и она смеется в ответ. Она точно мой союзник.
Через некоторое время мама уходит, и честно говоря, я рада, потому что нахожу ее утомительной, но она необходима мне. Я стою у окна, наблюдая за папиным роллс-ройсом, припаркованным недалеко от входа, мама выходит из здания и идет по дорожке. Она уже собирается сесть в машину, но кто-то входит ко мне в комнату. Я оборачиваюсь.
Это Энджел, я улыбаюсь ей.
— Как настроение? — бойко спрашивает она.
— У меня есть для тебя сюрприз, — говорю я.
— Когда люди говорят, что у них есть для меня сюрприз, это обычно означает, что они либо испачкали кровать, либо сделали что-то столь же отвратительное.
Я открываю ладонь и протягиваю ей брошь.
Она вздыхает и направляется ко мне.
— Ах, она прекрасна, леди Виктория, — она останавливается и поднимает на меня взор. – Она настоящая, правда ведь?