Жертвоприношение любви
Шрифт:
Блейк в обмен на моего сына.
Другой предательской крик поднимается к горлу, я трудом сглатываю его. Молчаливые слезы текут по моему лицу. Мое тело всячески протестует, желая остаться с Блейком, но я не собираюсь прислушиваться к нему. Я встаю и направляюсь в спальню, открываю шкатулку с драгоценностями, приподнимаю первое съемное дно. Бросаю его на пол, второе дно летит туда же. Я использую очищающее дыхание, дыхание любви. Вот она. Ее визитка. Все это время я ее хранила. Почему? Потому что какая-то осторожная часть меня знала, что
Я беру ее в руки и внимательно смотрю. На самом деле мне не нужно вспоминать ее номер, потому что каждая буква и цифра неизгладимо отпечатались в моей памяти.
Я иду к прикроватной тумбочке к телефону, шмыгаю носом, пытаюсь убедиться, что мой голос, когда я буду с ней говорить будет звучать сильно и уверенно. Я прочищаю горло и откашливаюсь. Беру трубку и голос, наполненной болью и печалью говорит у меня за спиной:
— Не смей звонить ей, моя дорогая.
Я поворачиваюсь. Мой рот открыт в беззвучном крике, нос совершенно не дышит от слез, я не могу вздохнуть. Я смотрю на него с такой болью. Правда, он — моя жизнь, и новые слезы начинают литься по щекам.
— Ради Сораба, — всхлипываю я.
— Даже ради Сораба.
— Почему?
— Потому что я не оставлю тебя ни за что.
— Он наш ребенок. Он невиновен. Он полностью зависит от нас, мы должны защитить его, — шепчу я.
— Он мой сын. Я отдам свою жизнь за него, но я не оставлю тебя, и не буду жить с ней в обмен на него.
Я закрываю глаза. Только бы все это было кошмаром, из которого я могла бы проснуться.
— Пойми это, Лана. Ты моя. Ты принадлежишь мне. Из-за того, что ты молода, и у тебя никогда ничего не было, ты еще сама, как ребенок, которому подарили бесценный дар. Ты не знаешь цену, поэтому ты готова на обмен. Я умру прежде, чем позволю тебе совершить такой обмен.
— На Сораба, — умоляю я.
— Ты все еще не понимаешь, да? Ты можешь прожить без меня с Сорабом, но я не смогу. Без тебя ничто не имеет смысла. Все бессмысленно.
Я смотрю на него непонимающе. Я знаю, что его слова несут в себе смысл, важный смысл, но во мне бушуют другие чувства. Я выносила этого ребенка в своем теле. Господь дал его мне, чтобы я смогла ввести его в этот мир. Он заслуживает моей верности. И пока он не может постоять за себя, я — его мать. Я все равно буду отстаивать свою позицию до конца.
Блейк идет ко мне и встает прямо передо мной.
— Я знаю, что ты хочешь услышать от меня другое, но говорю тебе только то, что чувствует мое сердце. Я люблю Сораба, но тебя я люблю больше. Когда Сораб захочет поехать в летний лагерь, я позволю ему, и буду смотреть на него с гордостью, когда он поступит в университет и уедет из дома, но ты… я не могу позволить себе разлучиться хотя бы на один день.
— Я не хочу разлучаться с тобой.
— К тому же здесь поставлено на карту гораздо больше, ты не понимаешь всего.
Я инстинктивно понимаю, что он прав. Я ничего не знаю об этих людях, их холодных и жестоких методах. Медленно, я вешаю трубку.
— Ты не знаешь ее. Возможно, я тоже не понимаю ее до конца, но хочу, чтобы ты по-прежнему доверяла мне, я понимаю ее намного лучше, чем ты. Я хочу, чтобы ты знала, что я готов умереть за своего сына. Нет большего обязательства, чем это. Я верну его обратно.
— А если ты не…?
— Это пораженческие мысли. Не наноси мне поражение, Лана. Ты единственная, кто может это сделать.
Я бегу в его объятия.
— Просто верни мне моего сына мне.
Он забирает визитку у меня из рук, не понимая, что я и так запомнила ее номер.
— Обещай мне одну вещь.
— Какую?
— Никогда не обращайтесь к ней. Она уничтожит тебя и Сораба.
Я киваю.
— Есть кое-что важное, что ты должна знать. Пока ты в безопасности, он тоже будет в безопасности.
Я киваю снова. Я так напугана, и рада, что он принял на себя командование. Мой план был вообще не план. Я собиралась жалостью выпрашивать у невменяемых преступников самое дорогое — глупая стратегия.
Он смотрит на часы.
— Я хочу есть.
Я отрицательно качаю головой.
— Ты должна быть сильной ради Сораба.
Я закрываю лицо руками.
— Я не могу есть.
Он кивает.
— Тогда ты будешь наблюдать, как ем я.
Он обвивает меня за талию, и мы вместе идем на кухню. Он направляется в сторону холодильника. И тут я точно понимаю, как я могу быть полезной и помочь ему. Я могу поддерживать его сильным.
— Я сделаю, — говорю я, открываю дверцу холодильника и начинаю шарить внутри. Шеф-повар оставил телячьи отбивные, завернутые в пищевую пленку.
— Вы хотите, я могу приготовить вам еду, миссис? — спрашивает с порога моя экономка, Рита. У нее вьющиеся волосы, и она носит очки. Обычно она проводит ночи в доме своей дочери в Суррее. Но возможно сейчас она, остановилась в отеле из-за ситуации с Сорабом.
— Благодарю тебя, Рита, но я справлюсь.
— Это не проблема для меня.
— Нет, я хочу себя чем-то занять.
Она кивает и исчезает.
Я нахожу немного брокколи и морковь, которая может прекрасно подойти к отбивным. Есть также мятный соус и пюре из пастернака в закрытой посуде. Блэйк сидит за кухонным островком на стуле, пока я готовлю ему еду. Мы молчим.
Он наблюдает за мной, пока я передвигаюсь, готовя, но я также знаю, что на самом деле он не смотрит на меня. Он выстраивает планы. Наконец, он выдыхает и говорит:
— О’кэй, хорошо.
Я ничего не отвечаю, зная, что он разговаривает не со мной.
Спокойно, я продолжаю готовить. Это своего рода терапия. Когда я ставлю тарелку перед ним, он берет нож с вилкой, и ест на автомате, не испытывая наслаждения, не дегустируя, просто кладет в рот и прожевывает. Один или два раза, он хмурится. В середине своих болезненных воспоминаний, он перестает есть, смотрит на меня, слегка улыбается и говорит: