Жертвы дракона (сборник)
Шрифт:
Слезы ее падали без конца. Она уткнулась лицом в землю, и плечи ее тряслись от заглушаемых рыданий…
Полночь прошла. На краю неба опять поднимался Охотник, угрожая дротиком диким оленям в Песчаной реке. Все спали, девушки и их помощница. Лишь у Лото поодаль слабо мерцал костер, и она низко склонилась над ним, как будто творила заклинания. И вдруг на опушке раздался слабый призыв маленькой пестрой совы Шиана, который ищет в темноте свою подругу: — Угу!..
Ронта вздрогнула во сне и подняла голову. Призыв повторился еще раз. Она посмотрела на соседок. Никто не шевелился. Костер чуть вспыхивал.
Еще не совсем
На опушке леса стоял Яррий. Его фигура смутно белела в свете звезд. Он двинулся Ронте навстречу и быстро подошел. В руках у него было неизменное копье. Связка дротиков висела через плечо. Через другое плечо был подвешен большой мешок, как у охотника, уходящего в дальние горы. И весь вид у него был, как у человека, уходящего в дорогу.
Дремота Ронты исчезла.
— Что, Яррий? — спросила она тревожно, даже не успев разглядеть в темноте его лицо.
— Они изгнали меня, — сказал Яррий.
— Изгнали, — откликнулась Ронта жалобно.
— Сказали: «Будь нам чужим, другого племени, не пей нашей воды, не грейся у огня».
— За что? — спросила Ронта беспомощно. Она как будто забыла в эту ночь о весеннем деле Яррия.
— За то самое, — сказал Яррий. — Юн говорит: — «Ты жертву отнял у темного бога, белую телку. Будь же извергнут».
— Как же обет? — спросила Ронта растерянно. Яррий коротко засмеялся.
— Стану ли плакать о муках и истязаниях? Нож Юна-врага не коснется меня. Буду жить непосвященный, как жил.
Ронта молчала.
— Куда же ты пойдешь? — спросила она нерешительно. Яррий повел рукою.
— Свет широк, и солнце везде светит. Челноки растут в лесах, и реки текут вниз… Попрощаться я пришел. Где Дило?
— Не знаю, — сказала Ронта, — был тут недавно. Прогнали его… Куда пойдешь ты?..
— Пойду на край света, — сказал Яррий, — на берег моря. Узнаю людей медвежьих и людей орлиных. Увижу морских великанов с зубами, как у мамонта.
— Как ты будешь жить, Яррий? — твердила Ронта печально.
— Один буду я жить, диким бродягою, рвать добычу когтями буду, как звери рвут.
Он замолчал и долго молчал, и вдруг сказал отрывисто:
— Пойдем со мною, Ронта!.. Ронта не отвечала.
— Лица мужчин не увижу. Глаза женщин не будут смотреть на меня. Когда я умру, шакалы закроют мне глаза… Ронта, пойдем со мною…
Ронта бросила взгляд назад, в глубину рощи. Ничего не было видно. Только угли костра чуть мерцали сквозь темную чащу.
— Жалко тебе оставить Иссу колдунью и сварливых жен? — спросил Яррий злым, изменившимся тоном.
— Жалко, — призналась Ронта.
— С Иллом хочешь плясать, красную бороду гладить девичьей ладонью?
— Нет, — с ужасом сказала Ронта. — Я не хочу.
— Ну, так пойдем со мною.
Ронта опять посмотрела назад и тяжело вздохнула.
— Прощайте, сестры, — шепнула она. Пусть я исчезну, вы будете жить… Яррий, я иду с тобою.
Они взялись за руки и тихо, как тени, скользнули вдоль опушки. Никто их не видел. Только небесный Охотник смотрел им вслед и грозил дротиком.
За день ходьбы от кленовой рощи лежало мертвое поле Анаков. Оно было широкое, ровное, занесенное песком. Этот песок в незапамятное время принесла река Саллия своими весенними разливами, но теперь река давно ушла отсюда вправо, почти на половину дневного перехода. Поле осталось, как прежде, серое, унылое, нагое. На нем не росло
По убеждению Анаков, если кто умирал вдали от мертвого поля, ему приходилось после смерти прежде всего являться сюда. Оттого родные спешили воздвигнуть ему могильник на мертвом поле. Это был посмертный приют для него. Могильник состоял из каменного овала, выложенного просто на песке, как будто вокруг мертвого тела. Все мертвое поле было усеяно такими овалами. Пустых было меньше, а больше было таких, в которых лежали белые скелеты. Ибо Анаки даже в болезни крепились, как могли, и приходили сюда умирать, чтобы избавить себя от трудного посмертного перехода.
Во многих овалах вместо целого скелета остались только белые ребра да толстые берцовые кости. Гиены объедали своими крепкими зубами даже головки берцов и оставляли на земле только костяные трубки, пустые внутри. По всему полю валялись черепа, круглые, гладкие, выбеленные солнцем и ветром. Это были как будто большие странные чаши, разложенные на выбор для живых и для мертвых.
На это поле на другой день после побега Ронты пришла старая Исса. Она была одна, и никто не следовал за ней. Она прошла по «тропе мертвецов», дошла до середины, встала и огляделась кругом. Потом сошла в сторону и вскоре нагнулась и подняла белый череп. Она взяла его с места, которое было украшено не только рогами, но даже пучками перьев и сухих цветов. Это был могильник черной колдуньи Меланто, которая была старухой, когда Исса была еще маленькой девчонкой. Покойная Меланто считалась великой чаровницей, и на ее могилу до сих пор приносились дары мужчинами и женщинами. Исса вернулась с черепом к тропе мертвецов. Она наполнила череп водой из лужи, которую нашла тут же. Вода эта была солоноватая и пригодная для колдовства. Старая колдунья села на песок, поставила череп на землю между ног и запахнула над ним полы своего мехового плаща. Она снова оглянулась и достала из поясного мешка щепотку серого порошка. Этот порошок она бросила в воду, и вода задымилась. Белый пар клубами повалил из черепа, хотя нигде не было огня, и вода не согрелась. Исса прикрыла череп плащом еще тщательнее, но пар или дым выходил струями из каждой прорехи ее покрывала, у шеи, у плеч и у ног, как будто она вся горела внутри.
Склонившись лицом вниз и сливаясь вместе с черепом, Исса стала творить страшное заклинание. Оно было направлено против бежавшей девушки для того, чтобы отомстить ей за позор и предательство.
— Беглая тварь, — говорила Исса, — обрекаю тебя гневу. Запираю в твоем теле юность и зрелость. Да будут плечи твои остры, и груди плоски, и чрево бесплодно… Неосвященная и неблагословенная. Будь Яламой, безмужной и безлюбовной. Запираю тебя мертвой костью. Когда муж твой подойдет к тебе, пусть взоры его будут, как взоры убийцы. Спасайся, трепещи!..