Жертвы дракона
Шрифт:
Ронта вспыхнула и отступила.
Со дня рождения до самого обряда посвящения дети не знали ничего о любви. Они не имели права присутствовать на осеннем празднике, а потом, в зимнее время, об этом не говорилось. Летом взрослые начинали думать об осенней встрече и постепенно разгорались, но дети вместо того думали о связанных с ней обрядах. О них тоже знали не все, и они казались странными и таинственными.
— Я все знаю, — смеялся Дило, — я видел…
— Не называй запрещенного, — сердито сказала Ронта.
— Тиу, тиу, тиу, — пропел Дило вместо ответа на своей камышинке. — У Дило золотая голова и золотые руки. Посмотри, что я сделал.
Он вынул из-за пояса коротенький кремневый резец, молоток без ручки и кусочек белой кости, обточенной в виде звериной фигурки.
— Что это такое? — спросила Ронта, заинтересованная.
— Это Помощник, Мясная Гора, — сказал Дило.
Мамонт Сса — Зверь-Гора, или Мясная Гора — считался помощником Отца в созидании вселенной. Отец утвердил землю и развернул над нею небо, как плащ, а Сса Помощник усыпал его звездами по широкому полю, прорезал реки, выкопал озера и моря, раздвинул горы для прохода.
Дило утвердил свою костяную игрушку между пальцами левой руки и, тихо жужжа, принялся обтачивать ее своим резцом.
Жужжание его было все то же: "Тиу, тиу, солнце, жги…"
Ронта присела рядом и стала рассматривать костяную поделку.
— А зачем же у него ноги сведены? — полюбопытствовала она. Все четыре ноги костяного мамонта, действительно, были сведены вместе.
— Этот Сса в беде, — сказал Дило, — в яме.
Ронта нахмурилась.
— Это опять запрещенное, — сказала она.
Анаки, действительно, рыли для мамонтов ямы. Несмотря на все почтение к этому страшному зверю, помощнику Отца, овладеть им было слишком соблазнительно. Недаром его звали Мясная Гора.
Однако напоминать страшному Сса о его беде было почти кощунством.
— Ничего, — сказал мальчик загадочным тоном, — люди сильнее…
Он продолжал работать над игрушкой легкими и точными движениями. И понемногу Ронта придвинулась совсем близко и так засмотрелась, что забыла все запреты. Искусство Дило было велико. Тело мамонта, высокая голова и круглый хобот выходили из-под его резца, как будто живые. Даже маленькие глазки Сса он наметил с обеих сторон своим волшебным резцом.
Потом он отложил в сторону резец и поднес к лицу Ронты свою костяную игрушку.
— Нравится тебе? — спросил он. — А хочешь, я и тебя сделаю? Есть у меня кость, такая белая… — протянул мальчик, — как твое тело. — И он ткнул пальцем в стройный бок девушки. — А ты поправилась, отъелась, прибавил он тотчас же. — И груди налились. — Рука его дерзко скользнула на грудь девушки.
Ронта вскрикнула и ударила его по руке. Но Дило не обиделся. Он посмотрел на Ронту блестящими глазами.
— А знаешь, — сказал он, — я, быть может, еще и пойду в терновую рощу вместе с Яррием.
Ронта посмотрела на него с упреком.
— Яррий кормил тебя, — напомнила она.
Лицо Дило тотчас же изменило выражение.
— Правда, — сказал он, — и ты тоже кормила. Когда Дило был голоден. Ты моя мама, — прибавил он тотчас же. В его голосе звучала признательность.
Ронта задумалась. Слова Дило привели ей на память отсутствующего друга.
Дило посмотрел на нее, и лицо его оживилось.
— Хочешь видеть его? — спросил он неожиданно.
— Его, — повторила Ронта, как эхо. — Кого его?
— Его, Камышевого духа, — лукаво объяснил Дило. — Ты ведь на голос пришла к Камышевому духу.
— А ты видел его? — спросила Ронта недоверчиво.
— Дило все видел, — сказал Горбун. — Идем со мною. Я покажу тебе.
Они перешли Калаву вброд. Вода доходила им до плеч, и Ронта высоко подняла над головой поясной мешок, чтобы не замочить его. Но у Дило не было мешка. Он завернул свой резец и костяную игрушку в широкий зеленый лист, сунул за пояс и даже не стал оберегать их от воды.
— Небось, они не размокнут, — сказал он.
На другом берегу Калавы был буковый лес. Кабанья тропа пропадала и снова появлялась. Горбун катился впереди на своих кривых ногах ловчее, чем можно было ожидать. В густом кустарнике он падал на руки и полз, как зверь, "на всех четырех костях", как говорили о нем другие мальчишки. Руки у Дило были крепче, чем ноги. Когда он полз на четвереньках, он был похож на барсука, короткого, приземистого, с горбатой спиной. Они миновали буковый лес и добрались до Сарны. Сарна была дочь Калавы и резво бежала навстречу матери. Они перешли ее по камням; она весело смеялась и щекотала им ноги.
На другом берегу Сарны было поле диких колосьев. Эти колосья уже пожелтели. Они срывали их по пути и стряхивали себе в рот. Спелые зерна хрустели и скрипели под зубами. Нижние, мягкие, сочились белым соком.
Резвая Сарна обежала кругом поля и снова призывала их со смехом на свои гладкие камни. В этом месте ее берега стали выше. Сарна подмыла высокий обрыв, и он навис над водой, но еще держался корнями кустов, которые росли наверху.
— Вот он, — сказал неожиданно Дило, — смотри.
На самом краю обрыва стояла фигура. Она ярко вырезывалась на синем безоблачном небе. Она была высокая, стройная. На голове у нее была русая грива. И лицо было загорелое. Под солнечным лучом оно пылало и казалось золотым.
— Это Камышевый? — спросила Ронта недоверчиво и тотчас же узнала и радостно крикнула: — Яррий!
Яррий быстро обернулся и увидел своих друзей из женского лагеря. Он бесстрашно шагнул на самый край обрыва.
— Ронта! — окликнул он. Одну минуту он хотел даже спрыгнуть вниз, но потом передумал, побежал в левую сторону и исчез из глаз, но скоро опять появился уже внизу, на правом берегу.