Жертвы дракона
Шрифт:
Он широко ударил веслом и громко запел песнь гребца, которую Анакские юноши пели на реке летом во время охотничьих поездок:
Двойным веслом я загребаю воду, Длинное копье я держу в руке.Он пел и греб в такт песни и с каждым звуком и взмахом чувствовал, словно входит в него что-то сильное и сладкое. Плечи его широко двигались, как будто с них упало тяжелое бремя.
— Анаки остались далеко сзади. Во век бы не видеть их…
Он привстал на куске коже, служившей ему сиденьем.
— Игой! — крикнул он звонко и протяжно, как молодой жеребец, который призывает на вольном лугу и сам не знает кого, — короткогривую подругу свою, или сердитого соперника.
— Иго-го-гой!
Река Дадана текла широко, мощно и спокойно. Ее повороты тянулись на добрый людской перебег от плеса до плеса. Берега исчезли из глаз, и дальние мысы чуть всплывали в синем тумане, как марево. Река расстилалась перед глазами широко и прямо, как зеркало.
Потом берега стали выше, а русло уже. Дадана встретила на пути горный хребет и прорезала его насквозь. Она стала глубже, полноводнее и быстрее. Она катилась теперь среди двух высоких стен, и по обе стороны ее простирались крутые, дикие скалы.
Челнок быстро плыл мимо. Крутые берега уходили назад и исчезали навсегда. И на одном повороте совсем неожиданно они увидели женщину. Она сидела на самом краю и смотрела на реку. Была она совершенно нагая, и тело ее, особенно груди, были смуглее, чем у Анакских жен. Волосы у нее были длинные, черные, как вороново крыло. Она распустила их на плечи и расчесала белым костяным гребнем.
При виде этих волос и гребня у Яррия странно заныло сердце, ибо жены Анаков с такой же заботой чесали свои волосы и заплетали косы перед брачным обрядом, и гребень считался брачной принадлежностью.
Челнок проплыл близко к берегу, но женщина не шевелилась. Она чесала волосы и пела песню, — тихую, длинную, тягучую, как нить. И казалось, что над рекою Даданой течет другая река, тихо-звучная, незримо-струйная.
Челнок проплыл мимо; женщина осталась сзади, и песня ее слабела и замерла.
— Кто это? — сказала Ронта с удивлением. — Женщина, дух?..
— Не знаю, — сказал Яррий, потом прибавил невольно: — Нет, это не дух.
Он вспомнил груди женщины. Они были небольшие, как у девочки, но странно удлиненные, даже слегка повисшие книзу. Они показались ему какими-то редкими плодами.
Он повернулся назад и посмотрел в пол-оборота на спутницу. Груди у нее были такие же недоразвитые, бедра — узкие. Волосы ее были короче. Они не были расчесаны и падали на плечи беспорядочной гривой. Вся фигура Ронты походила на мальчика.
И, отвечая взгляду своего друга, Ронта оживленно сверкнула глазами и сказала с ребяческим задором:
— Вернемся, посмотрим.
Яррий послушно взмахнул веслом и повернул челнок. Но ехать назад было труднее. Они лепились к берегу, борясь с течением реки, не пропуская ни одного изгиба, и когда, наконец, показался тот же мыс, теперь уже знакомый, женщины не было. Они пристали к берегу и долгое время ходили по взгорью, но ничего не нашли. Даже следов не осталось нигде, как будто эта женщина не ушла, а растаяла.
Яррий посмотрел на спутницу с некоторым смущением, но она улыбалась. Дети Анаков любили играть в прятки в зеленых лесах у Даданы и у Калавы. Ей казалось, будто она ищет и не может найти спрятавшуюся подругу. И, видя смущение юноши, она весело засмеялась и сказала:
— Поедем дальше.
Они отплыли и скоро уже огибали новый плес вниз по течению.
Ронта как будто тотчас же забыла о таинственной встрече. Она радовалась каждой новой птице и каждому утесу незнакомых очертаний и спрашивала без умолку:
— Яррий, что это? Яррий, где же мы?
И Яррий большей частью отвечал, как в первый раз:
— Я тоже не знаю.
Они пристали на ночлег под высокой скалой, развели огонь и поужинали, но спать им не хотелось.
Полная луна светила на реку и отражалась внизу второй луной. Длинный серебряный след ложился на воду.
— Это дорога наша лежит, — сказала Ронта.
Она посмотрела в глубь вод, на ту, вторую луну, потом подняла глаза вверх, как будто для сравнения.
— Что это за знаки? — спросила она, разглядывая темные пятна на белом, широком лице луны.
Яррий пожал плечами:
— Нос как будто и глаза. Говорят: лицо Дракона.
— Пенна говорила, — сказала Ронта, — что это совсем не глаза. Это Лунные Анаки, мальчик и девочка.
Яррий улыбнулся.
— Как же они попали туда?
— Дракон изловил их арканом лунного луча и поднял к себе, чтобы не было скучно.
— Ты смеешься, — сказала она обидчиво. — Не веришь мне?
— Я не смеюсь, — сказал Яррий. — Они, как мы, эти лунные Анаки. Я знаю, как их зовут: Яррий и Ронта. И если ты хочешь, мы тоже поднимемся, сами собою, по лучу солнечному, взойдем на солнце и будем жить в сиянии.
Ронта посмотрела на него с легким недоверием.
— Разве ты тоже колдун, как Исса и Спанда?
— Если ты захочешь, — повторил Яррий, — я стану колдуном больше, чем Спанда.
Ронта засмеялась.
— Отлично, — сказала она. — А только я спать не хочу. Пойдем лучше, еще раз походим по горам.
Они погасили огонь, спрятали челнок в расселину утеса и укрепили его камнями, чтобы его не мог снести внезапный порыв налетевшего ветра. Потом Яррий взял копье и два дротика.
Ронта тоже взяла дротик и пошла вперед, стройная и легкая. Они шли гуськом, друг за другом. Шаги их были неслышны, и тела их блестели в ночном сиянии луны.
Берег реки перешел в высокую равнину. Местами темнели леса, как чернильные пятна, потом расстилались широкие луга. В свете луны они были пушисто-матовые, как мех.
Там и сям торчали группы скал и камней, странных, обрывистых, поросших снизу мхом и травой, а вверху обнаженных. Их голые верхушки выступали на ночном небе четкими черными зигзагами.
Путники прибавили шагу, потом побежали вприпрыжку, как бегут оленята после водопоя, попали в густую тень ближайшей группы скал, мелькнули быстрыми пятнами по освещенному полю, снова попали в тень.