Жест Лицедея
Шрифт:
— Чего? — я несколько опешил, ведь сказал он полную чушь.
— Ничего, — отозвался он, направляясь вдоль улицы. — Давай за мной, не отставай. А исторический экскурс потом, если потребуется. И это… давай познакомимся для приличия что ли. Я — магистр Весериус. По совместительству хранитель династии одного, в прошлом уважаемого дворянского рода. Можешь просто величать меня Хранителем. Мне так нравится — солидно звучит.
Он замолк, огибая верхушку пальмы, затем обернулся ко мне. Надо понимать, настала моя очередь вскрываться в этом загробном покере.
— Алексей Степашин. Отчество, полагаю, значения не
— Никакой ты не Алексей и уже не Степашин, — рассмеялся тот и остановился. — Ты сейчас никто. Понимаешь? Тушку тебе надо новую. И она ждет тебя всего в полуверсте отсюда. Лежит себе на первом этаже роскошного особняка с видом на море. Собственно, поэтому я за тобой. Очень скоро ты станешь сыном графа Разумовского Петра Михайловича. И имя твое Александр, — он на миг замолчал, разглядывая гримасу недоумения на моем лице и добавил с улыбкой: — Так-то, Сашенька… Чего притих? Согласен сейчас прямиком в тело графа Александра Петровича?
— А что у него там? Особняк с видом на море, поместья есть и с бабками, наверное, порядок? — начал рассуждать я, понимая, что в душе как бы не против стать графом, хоть Разумовским, хоть Балбесовским.
— Не будь меркантильным. Дворянство, прежде всего в родовом духе, а не в поместьях да сундуках с монетами. Летим, надо поторопиться. Чувствую, скоро настоящий Александр Петрович дух испустит, и надо тебе в него вселиться пока тепленький, — Весериус поднялся над крышами домов, срезая угол. — А то, понимаешь ли, преставится он, народ об этом прознает, а потом — шлеп! — и воскреснет после твоего внедрения. Нехорошо выйдет — простой люд к таким поворотам с настороженностью относится. Знаешь как…
Магистр завис, поглядывая на колокольню церкви Перуна, за которой ярко синело море.
— Что знаешь? — я не знал, но поскольку речь шла о небанальных вещах, знать хотел.
— Да ничего. Был у меня случай, когда мы время перепутали, и такой ухарь, как ты вселился в тело князя, а тот, оказывается часов двадцать назад почил, и душеньку его даже с почестями на небо спровадили. Как воскрес на столе под свечами при всех, шуму много лишнего вышло. Поэтому наша задача прибыть вовремя. Как только граф Сашка к Перуну на небеса, так ты разу в его тельце.
— Охренеть! — я завис. Завис над какой-то площадью, похожей на рынок. Теперь я не был уверен, что хочу стать графом таким способом.
— Ты чего? — пролетев немного вперед, магистр вернулся ко мне.
— Ничего. А что с тем было, который в князя вселился почти через сутки? — спросил я, и такой вопрос выдавило из меня отнюдь не чистое любопытство.
— Неудачно немного вышло. Дело даже не во множестве свидетелей, а в том… — магистр Весериус задумался: сказать? нет? И сказал: — Проблема в том, что у покойника трупное окоченение наступило, и тот… Как в народе говорят: не мог ни встать, ни перднуть. Даже в туалет, когда ему резко приспичило, слугам пришлось на руках нести. Срать хочет, аж глаза лопаются, а пошевелиться окоченение не позволяет. Еле выговорил непослушным языком: «В сортир меня! Скорее, сволочи!». Потом по всей волости гуляла страшная
— Еще что? — история мне не понравилась.
— Вторая половина в том, что мозг у покойника за двадцать часов малость подпортился, и вселившийся стал полным идиотом, — неохотно пояснил Весериус. — Ни имя свое не мог вспомнить, ни дважды два сложить. Супругу паскудой рыжей начал называть, с собаками полез целоваться и сдуру все имущество дворецкому отписал. Но ты не беспокойся, это точно не твой случай. Нам нужно всего лишь поторопиться. Думаю, грибочки уже подействовали, и Сашенька в ближайшие полчаса преставится. Тепленький будет, когда мы появимся.
— Какие грибочки? — не понял я.
— Мухоморы, — облетая церковь с серебристой молнией над куполом, он направился в сторону моря. — Много мухоморов. Не слишком ясно, чего он их нажрался. Мачехе сказал, что таким способом метил в Рощу Велеса попасть. Но есть версия, что он — обычный суицидник. Суицидник с сильной аллергией на веревку с мылом и на бритву по венам.
— А чего он суицидик? Может с мачехой не в ладах?
— Да, есть кое-какие разногласия. Но сие совершенно для тебя не важно. Возможно, ты в этом найдешь даже особую прелесть. Кстати, мачеха — Ирина Львовна хороша собой. И дочка у нее — твоя будущая сестренка тоже очень ничего. Сюда давай, — он начал снижаться к двухэтажному особняку, с ухоженными клумбами у входа.
— Постой, — у меня вонзила еще одна не слишком приятная мысль. — А сколько этому Сашеньке лет? — не хотелось бы вселяться в ребенка или субъекта, уже потрепанного жизнью. Хотя я опять тупил: если в этом доме главенствует мачеха, то явно Сашенька еще не слишком зрелый мужчина.
— Семнадцать. Самый приятный возраст! Все впереди и в то же время взрослая жизнь доступна в полной мере. А сводной сестренке семнадцать вот-вот исполнится. Еще та куколка! Давай, сюда, — перед тем как влететь в открытую дверь, Хранитель пояснил: — Двигай за мной. Разговаривать можно — все равно они нас не слышат. А мы их вполне. В этом одна из прелестей тонкого плана. Эх, люблю я его. Жалко здесь многие удовольствия не в полной мере доступны.
Я хотел задержаться в коридоре, разглядывая огромную картину, на которой российские войска с триумфом входили в Париж, но Весериус поторопил:
— Давай, давай. Все это почти твое. Потом налюбуешься.
И в зал влетели мы как раз вовремя.
Седенький старичок закрыл саквояж и сообщил статной темноволосой даме:
— Увы, уважаемая сударыня, помочь ничем нельзя. Как же это прискорбно.
— Наташенька накрой его, — стоя у дивана, печальным голосом попросила статная дама. — Не могу смотреть без слез! Как же жалко! О, Перун, отчего ты так сердит на нас? В чем провинились?
Названая Наташенькой, миленькая светловолосая девица, небрежно прикрыла лицо усопшего простыней. При чем так проворно, что я не успел на него даже взглянуть, пока выплыл из-за спины статной дамы. Видел лишь, что на носу паренька, лежавшего смирно на диване, блестели очки. С круглыми стеклами как у Гарри Поттера. И это было дурным знаком — не люблю очкариков.
— Давай! Самое время! — магистр подтолкнул меня в спину, не давая и минуты на размышления.
— Что делать надо? — не понял я.