Жёстче мести
Шрифт:
— Виктор, — послышался из проема двери голос Авроры.
— Скройся сейчас же! — гаркнул на нее.
— Не уйдешь! — бузумный вскинул автомат, целясь в Аврору.
Мне до нее три шага. Только бы успеть!
Нажатие наших спусковых крючков оглушило дом, словно гром по свинцовому небу. Оголенные пули вылетели из стволов навстречу друг другу, устремляясь к своим целям.
— Попалась, — только и успел выдавить на выдохе, обнимая Аврору, когда двойная очередь пробила меня.
Онемение по телу и спокойствие за нее разливались во мне. Захрипев, обмяк в ее руках. Чувствовал, как опускает на пол, и терял ее образ
Говорят, смерть пахнет свежескошенной травой. Не правда. Смерть пахнет важными моментами жизни и любимыми. Детским молоком матери, влажностью после летнего дождя, запах пороха после первого выстрела и любимой…
Мягкой ладошкой моя любовь коснулась щеки. Я засыпал в ее объятиях.
— Я люблю тебя, Виктор! Слышишь? Люблю… Не умирай, прошу…
Спасибо, боже…
Глава 41
Два месяца спустя
Золотые локоны волос падают в свете солнца в замедленной съемке, играя переливами. Это пряди Авроры. Цвета колосьев пшеницы. Я подставляю руки, тщетно пытаясь их поймать. Засеивают все вокруг, перенося меня в степь.
Никогда не был в поле, всю жизнь провел в каменном городе. Бескрайний простор, окрыленный ветром и теплом солнца. В руке колосится рожь, мягко щекоча пальцы. Застывшие облака с серым переливом и тишина. Ни звука ветра, ни шелеста колосьев, ни пения птиц. Я словно в вакууме. В какую сторону бежать?
Решил навстречу солнцу. Сейчас оно — мой ориентир.
Нет усталости от бега, как по накатанной переставляю ноги. Вроде уже и край виднеется. Обрыв…
Кто сеет поля возле обрыва? Оглядываю просторы. Вся красота нашей земли как на ладони. Голубая река тонкой линией пролегает вдали. Цветовая палитра трав и цветов смешивает невероятную красоту. Стволы деревьев, дающие тень; соседние поля с урожаем; стая птиц, летящая вдаль; зеленая лужайка подо мной. В центре пышная ива раскинула свои длинные ветви, а на одном из стволов на подвешенных качелях раскачивается Аврора. Откуда она здесь?
Не взирая на высоту, начал спускаться. По земле качусь, а пыли нет и грязи на руках не намека.
Аврора вышла мне навстречу. На ней желтый сарафан с завязками на плечах. Босые ноги и лента в волосах. Подобна ангелу замерла, дожидаясь меня.
Преодолев спуск, кинулся к ней по траве. Только сейчас увидел, что я босой, но прохлады и влаги не чувствую.
Стоит с любящим взглядом. Моя родная, моя милая.
Всего три шага осталось и барьер. Невидимый, мать его, барьер, не дающий пройти дальше. Опять это расстояние! Я же преодолел его, успел, почему сейчас не могу?!
Улыбнувшись, Аврора подошла ближе, сокращая расстояние между нами. Такая нежная и красивая. Как хочу обнять, а дотянуться не могу.
Говорит что-то. Уверенно говорит. Я должен понять, нужно прочитать по губам.
— Вернись…
Куда вернись? О чем ты, милая?
— Вернись…
Разворачивается и уходит. Стой, родная! Куда ты?
Бездействие злит. Начинаю бить руками невидимую преграду. Ору, что есть мочи, пытаясь дозваться Аврору. Прощупывается барьер из стекла. Разнесу его к чертям и побегу за ней. Со
Меня не запугать! Я не сдамся!
Рассекая воздух, наносил удар за ударом, пока наконец не появилась маленькая трещина. Аврора все дальше, скоро скроется из виду. Не догоню сейчас — потеряю.
До белых костяшек сжал кулак и обрушил его на преграду. Болезненным звоном битого стекла меня накрыло, забирая в сумрак и выбрасывая в просвет.
Рассеянным взором не мог понять, где я. Промаргиваю глазами. Какая-то хрень на лице, сдираю ее. Руки не слушаются. Монотонно пищащий звук режет уши.
— М-м-м… — застонал.
Зрение не фокусируется. Тело знобит, покалывает.
— Лежите, лежите, — натягивая на лицо маску. — Я сейчас позову врача. Наконец-то вы очнулись, — бросила какая-то девица, очертания которой я не рассмотрел, а уже через минуту слышал два голоса.
— С возвращением, Виктор! — бросил мужчина на ломаном русском. — Ты тихонько лежи и не двигайся. Считай, с того света вернулся.
Голова не соображала. Все помню, соображаю, что передо мной врачи, а ничего понять не могу. Я в больнице, живой — со всем остальным, думаю, разберусь.
Проведя осмотр, врач дал мне время прийти в себя и все подробно рассказал. Я получил два огнестрельных в спину. Задеты органы, экстренная госпитализация, восьмичасовая операция и кома, в которой я провел два месяца. В каком-то промежутке меня на самолете доставили в Норвегию, где я сейчас и нахожусь.
Зачем умирающего под комой тащить в путешествие — я не понял, но, кажись, за это я теперь должен сказать спасибо Абрамову. Что тогда конкретно произошло — еще предстоит узнать, но то, что именно он оказал первую медицинскую помощь и подключил все связи, включая врачей в Норвегии, его заслуга. Так что дышу я сейчас благодаря ему.
Необходимо с силами собраться, а их нет. Два месяца в отключке. На гране жизни и смерти. Моя взяла.
Хочу с кем-нибудь поговорить, а тут кроме русской медсестры и врача разговаривающем, на ломанном русском, никого нет. Ни телефона, ни хрена. Трубки, капельница, датчики и койка.
Врач несколько раз заходил и проверял мое здоровье. Вдруг я передумал жить. Медсестра заботливо принесла еду и воду. Меняла пузырьки в штативе.
Ближе к вечеру пришел Макс. Каково было мое облегчение увидеть хоть одно знакомое лицо. На радостях выдернул катетеры, на что завизжала сестричка. Всех трудов стоило подняться, но я сделал это и поприветствовал товарища.
— С возвращением!
— Спасибо, — пожали руки и слегка обнялись, похлопывая друг друга по плечу.
Вид у него был бодрым, но я сразу заметил, что прихрамывает.
— Цел?
— Цел. Только теперь на металлоискателе пищу.
— Понял, — заботливо пригласил раненного в кресло, а сам вернулся в койку, пока медсестра седеть не начала. — Рассказывай.
И он мне поведал бы невероятную историю нашего проигрыша, если бы не одно «но». Спецназ! Стоило Максу почуять неладное после подвала, он тут же маякнул знакомым спецназовцам наши координаты. В огнестрельном замесе получил осколочное ранение, двоих потеряли. Когда отряд накрыл дом Блиновского, я уже был в отключке. Меня реально держал на волоске от смерти отец Авроры. Своей рубашкой зажимал дыры и держал на руках в вертолете, который предоставила армия.