Жесткая посадка
Шрифт:
— Нет, ничего такого он не сказал. Просто лег на койку. — Он пожевал губами. — Правда, вид у него был расстроенный. Прямо убитый. Очевидно, предполагал, что за ним придут.
— Ты видел, как его уводили?
— Да. Амелия его забрала.
— И как он выглядел?
Ли потер подбородок.
— Нормально. Крикнул мне, куда его увозят.
— А за что, не сообщил?
— Нет, но я потом узнал. Гамилтон здорово над этим смеялся. Одна старуха получила пулю в ногу, когда он брал почту. Сейчас она в больнице, и Макдоналда повезли на опознание.
Карпентер похлопал Ли по плечу.
— Окажи мне одну услугу, Джейсон.
— Все, что пожелаешь,
— Присмотри за парнем, когда он вернется. Ушки на макушке, ладно?
— Хочешь, чтобы я его прощупал?
— Нет, просто будь повнимательнее.
— Ладно, Джерри.
Карпентер подмигнул и направился к очереди за ужином. За лотком с лазаньей стоял Эрик Магоуэн, держа наготове металлическую лопатку. Это был высокий костлявый мужчина лет пятидесяти, которого обвиняли в отравлении трех женщин из дома престарелых, когда он работал там помощником санитара. В блоке ему дали работу на кухне, якобы потому, что у него имелся опыт, но Карпентер считал, что тюремные власти сделали это нарочно — им нравилось, что еду для зеков раздает отравитель, Магоуэн заметил Карпентера и что-то сказал людям в очереди. Они расступились, освободив ему место. Заключенный протянул Карпентеру поднос.
— Привет, Эрик! — улыбнулся Карпентер. — Какое из блюд не отправит меня на тот свет?
Лайам с головой ушел в видеоигру, его пальцы почти приросли к рычагам приставки, а глаза не отрывались от экрана, где черный дробовик стрелял по русским солдатам.
— На самом деле они запрещены, — промолвил Шеферд, опустившись на диван рядом с сыном.
— Кто? — спросил Лайам, продолжая смотреть на экран.
— Дробовики. Это незаконное оружие. Нарушение Женевской конвенции.
— Нарушение чего?
— Правил ведения войны.
— Не понимаю. Ружья использовать можно, а дробовики нет?
— Таковы правила.
— Разве оружие не должно убивать людей?
— Должно.
— Тогда почему солдаты не могут иметь дробовиков? Они убивают лучше, чем простые ружья. — Лайам выстрелил в русского десантника, и его голова исчезла в облаке кровавых брызг. — Вот видишь!
— Да уж. Разве эта игра не имеет ограничений по возрасту?
— Мама всегда разрешала мне в нее играть.
Шеферд усмехнулся. Сын уже с трех лет научился использовать авторитет отца против матери и наоборот.
— Пора ужинать.
— Я не голоден.
Шеферду тоже не хотелось есть, но он знал, что им надо подкрепиться.
— У твоей бабушки сейчас трудное время, — сказал он. — Может, поешь немного, чтобы ее не расстраивать?
— Ладно.
Сын продолжал нажимать кнопки.
— Пошли, — сказал Шеферд.
— Сейчас.
Шеферд поднял Лайама и тряс его до тех пор, пока тот не выронил пульт, а затем, посмеиваясь, потащил сына на кухню. Мойра уже накрыла стол на троих, использовав самую лучшую посуду Сью.
Сын нахмурился, увидев фарфоровые тарелки.
— Мама не разрешала нам из них есть, — заявил он. — Они для праздников.
— Ничего страшного, — сказал Шеферд.
— Я просто не знала, — пробормотала Мойра.
— Ничего страшного, — повторил Шеферд.
— Мама всегда позволяла нам есть перед телевизором, — заметил Лайам.
— Хорошо, но сегодня мы поужинаем здесь, — произнесла Мойра, раскладывая по тарелкам порции тушеной говядины.
Шеферд сел за стол. Мойра подала два блюда с картофельным пюре и вареной морковью. Он положил овощи в тарелку сына, потом себе. Улыбнувшись, Мойра сложила руки для
Карпентер лежал на койке и смотрел на луну, блестевшую в маленьком зарешеченном проеме над его столом. Он слышал, как в камерах на его площадке открываются окошки и ночная смена начинает свой регулярный обход. Карпентер никогда не понимал, зачем нужна такая предосторожность: если бы кто-нибудь из заключенных всерьез решил покончить с собой, он легко мог сделать это между двумя обходами. Одного часа вполне достаточно, чтобы сунуть голову в самодельную петлю из рваных простыней или вскрыть себе вены.
В двери Карпентера открылось окошко. Он не шевельнулся. Окошко захлопнулось. Карпентер продолжал смотреть на луну. В двери открылся смотровой люк. Это было необычно. Он сел. В отверстии появилась рука и бросила на пол сложенную бумажку. Люк захлопнулся. Карпентер спрыгнул с койки и схватил записку. Снова щелкнуло окошко. В нем мигнул чей-то глаз, и просвет закрылся. Карпентер включил лампочку и прочитал послание: «Позвони».
Он снял с полки CD-плейер и с помощью металлического зажима на авторучке отвинтил нижнюю крышку. Положив на одеяло четыре шурупа, снял пластмассовое дно. За левым динамиком внутри корпуса был прикреплен маленький телефон «Нокиа», вдоль передней панели лежала крошечная батарейка. Камеру Карпентера почти не обыскивали, а в тех редких случаях, когда это происходило, его предупреждали заранее. Обыск проводился бегло и поверхностно, однако рисковать все равно ни к чему, поэтому он тщательно прятал свой мобильник. Контейнер с батарейкой всегда держал отдельно, чтобы она случайно не разрядилась. Карпентер соединил две части телефона, включил его и набрал номер. На другом конце линии долго не поднимали трубку, и Карпентер выругался.
— Давай, Флетчер, шевелись, ленивый ублюдок, — пробормотал он.
Карпентер уже собирался прервать связь, когда Флетчер ответил:
— Да, босс?
— Что случилось, Ким?
— Мы нашли Роупера.
— Где?
— В Милтон-Кейнз.
— В убежище?
— Вроде да. Мы туда ездили вчера вечером.
— Только осторожнее, ладно? Если они поймут, что мы их выследили, то запрячут его так глубоко, что нам придется доставать его с подводной лодкой.
Шеферд подоткнул одеяло на кровати сына и поцеловал Лайама в лоб. Он почувствовал запах мяты: Шеферд проследил, чтобы сын чистил зубы не менее двух минут, несмотря на его протестующие крики, что при маме он делал это гораздо быстрее. Теперь Лайам пробормотал что-то во сне и тихо засопел.
Шеферд закрыл дверь спальни и спустился в кухню. В шкафчике над холодильником стояла бутылка «Джемесон», и он налил себе двойную порцию. Плеснув немного воды из-под крана, он направился в гостиную, где на диване перед телевизором сидела Мойра. Она покосилась на бокал в его руке, но промолчала. Мойра всегда была убежденной трезвенницей.