Жёсткий ночной тариф (Бронированные жилеты)
Шрифт:
— А огромное количество золотых вещей, которые изъяли на обыске? Драгоценные камни, картины Кустодиева, Бенуа, Репина…
— Это мое. Подаренное, приобретенное… Мой папа — акушер-гинеколог…
Омельчук фыркнул:
— Там на сотни тысяч! И все ваше? Да у вас там зарплата десятка академиков-акушеров за сто лет работы…
— Мой папа лечит от бесплодия. Вы понимаете, что это? Тысячи женщин, которым он помог, и их мужья дарили ему свои самые дорогие украшения. Ведь он дал им возможность продолжить их род!
— А деньги?
— Тоже
«Ваш муж сказал, что готовил деньги, чтобы послать матери…» — У Омельчука хватило ума промолчать об этом.
— Единственное богатство моего мужа — это его честь! — Оба адвоката немедленно склонили головы. — Репутация благородного человека, которую никому не удастся запятнать. И еще вот это…
Жена Гийо открыла кейс.
Он до самого верха заполнен был медалями, нагрудными знаками, вымпелами и дипломами различных международных соревнований, вырезками из отечественной и иностранной прессы.
Омельчук пошел на попятный:
— Это делает вам честь. Вы выгораживаете мужа. Я понимаю вас. Не каждая жена так поступит. К сожалению, мы, мужчины, не всегда думаем только о женах…
Яснее было трудно выразить свою мысль. Жена Гийо тут же парировала:
— К сожалению, вокруг немало людей, которые готовы оклеветать самого порядочного мужчину. Но в данном случае они бессильны. Гийо идеальный спутник жизни. Ни разу не вошел в дом без цветка. Без коробки конфет или плитки шоколада. Чтобы кого-нибудь не порадовать… Это самый порядочный и верный муж. Вскоре вы убедитесь.
— Но есть свидетели…
Жена директора ресторана снова перебила:
— Женщины, которые на него показывают!.. Кто-то их научил, кто-то организовал это дело! Не знаю, из каких соображений. Как только они поймут, что служат орудием, они сразу откажутся от своих показаний…
Разговор принимал характер, который Омельчуку был неприятен.
— Чем могу еще служить?
— Мы намерены ходатайствовать, чтобы мерой пресечения ему до суда оставалась подписка о невыезде… — сказал прибывший адвокат. — Вот справки о состоянии его здоровья. Заключение под стражу ему явно противопоказано…
Адвокат заметил еще:
— Как многолетний в прошлом председатель Верховного суда, я рассмотрел немало дел по материалам ОБХСС. Это сложные дела… Многие потом отказываются от показаний. И вот еще. У жены нашего клиента есть разрешение на свидание. Вот, пожалуйста.
Омельчук осмотрел бумагу. Документ, без сомнения, был подлинный. Угловой штамп. Печать. Подписал заместитель прокурора республики.
Жена Гийо снова вмешалась:
— И я надеюсь, вы не откажете в продуктовых передачах. Ему сейчас особенно нужно доброкачественное питание, витамины.
Омельчук наконец не выдержал:
— Может, его на это время прикрепить к «кремлевке»?
— Не беспокойтесь, — она поправила очки. — Свет не без добрых людей. Надо будет — прикрепят…
Жена спала. Вернее, делала вид, что
Муж и жена, они не стали одним целым. Две параллельные жизни как два рельса одной колеи. Рядом, но никогда не сближаясь…
На тумбочке с ее стороны лежало ожерелье, купленное ей родителями по окончании университета. Рядом стояла фотография её отца.
Игумнов смотрел на жену, лежавшую с закрытыми глазами, лицом к стене. Обе руки ее были аккуратно сложены под щеку, так научили ее в детстве.
Какая, в сущности, глупость их брак! Как ни крути, но разве красивая эта женщина создана для того, чтобы прозябать вечерами в ожидании своего мужа, живущего ночной жизнью первобытного охотника и самца.
«Жестокий мир! Она вполне могла найти мужа по себе. А может, у нее уже есть друг и она мучается, думая, что ее уход сломает Игумнову жизнь. Распространенная ошибка: каждый думает, что его любят немного больше, чем он сам…»
На кухне придушенно затарахтел телефон, он подошел. Звонил помощник дежурного.
— Тебя вызывают в инспекцию по личному составу. На завтра.
— Кто именно?
— Исчурков! Знакомы?
«Вот и объяснение тому, что меня пасли… — подумал Игумнов. — Инспекция по личному составу, полузакрытая организация, ведавшая чистотой и незапятнанностью милицейских душ, жаждала его крови. Готовится разбор…»
— Не знаешь, в чем дело? — спросил он.
— По-моему, насчет французской косметики. Кто-то стучит!
— Да-а…
— Там что-то еще насчет администратора Госконцерта…
Администратор лишился чемодана в одну секунду: оставил у входа в зал, а сам побежал в буфет. Чемодану в момент приделали ноги. Никто из сидевших поблизости и не заметил, как это случилось. Администратор был поддатый, чувствовал свою вину, он даже не настаивал на том, чтобы чемодан искали.
— Парни! Только отправьте! Поезд уже подали, посадка кончается! Выручайте, парни!
В дежурке было много людей. Был начальник, его зам, начальник дежурной части. Администратор кричал на все здание. Все слышали и молчали. Случившееся касалось лишь начальника розыска и его подчиненных.
Когда Качан с помощью бригадира поезда засунул потерпевшего в вагон, Игумнову позвонил Картузов.
— Пусть Качан напишет рапорт об оказании материальной помощи. Молодая семья. Денег всегда не хватает. Как все утихнет, я выпишу ему полсотни. — Это была плата.
«Между Картузовым и генералом Скубилиным кошка пробежала», — Игумнов вернулся в комнату, инспекция по личному составу обычно обходила вокзал бывшего скубилинского шофера стороной.
В их работе, где главной опасностью были вроде убийцы и грабители, остерегаться следовало главным образом не вооруженных преступников, а начальства. Все шло сверху, с какого-то уровня, где, как кольца Сатурна, стояли плотные слои, входя в которые сгорало все живое.