Жестокая схватка
Шрифт:
Тут был один важный нюанс. В отличие от смазливых сверстниц Тамара не понаслышке знала, что такое труд и упорство. Дело в том, что (опять же в отличие от смазливых подруг) в детстве и юности Тамара не отличалась красотой. Длинная, худая, сутуловатая, с большими руками, в очках, за которыми не разглядеть было ее больших зеленых глаз, она производила впечатление мальчишки-переростка.
К тому же мать Тамары работала простой медсестрой, жила от зарплаты до зарплаты и не радовала дочку красивыми нарядами. Отец Тамары сбежал от матери, как
«Все мужчины — сволочи, — часто внушала ей мать. — Никогда не доверяй мужчинам. Им от нас нужно только одно».
Эта грустная и злая фраза стала постоянным лейтмотивом всей Тамариной жизни.
Мальчишки охотно брали Тамару в свою компанию во время игры в «казаки-разбойники», но в упор не замечали в ней девушку. Иногда, забывшись, даже начинали в ее присутствии рассказывать о своих «пацанских» похождениях и связанных с ними проблемах. Тогда Тамара тихо вставала и уходила. Впрочем, ее уход, так же как и ее присутствие, оставался абсолютно незамеченным.
Тамара подолгу сидела у зеркала, разглядывая свое лицо. И чем больше она на него смотрела, тем отвратительней оно ей казалось. Тамара вздыхала и говорила — тихо, чтобы не услышала мать:
— Какое есть, такое есть. Не всем же быть красавицами.
В неполных четырнадцать лет Тамара стала подрабатывать санитаркой у матери в поликлинике. Она сама вызвалась на эту работу, и мать не стала возражать. Работа была несложная, но Тамара вдруг обнаружила в своей душе такие запасы брезгливости, что сама удивилась. Ей здесь было противно все — ведра, тряпки, затоптанные посетителями коридоры, даже сами лица этих посетителей. Но ради матери Тамара сумела побороть в себе брезгливость.
Перемены пришли, как всегда, неожиданно.
Однажды Тамара возвращалась из школы домой. День был серый, осенний. Таким же было настроение Тамары. Она сидела на обшарпанном сиденье в обшарпанном автобусе и, прислонившись щекой к холодному окну, смотрела на грязную улицу. Мимо проезжали машины, сновали по тротуару люди. У всех были свои проблемы, и всем им было глубоко плевать на некрасивую, долговязую девочку с большими руками, которая сидела в автобусе и думала об одном — когда все это кончится. «Хоть бы меня машина задавила», — подумала вдруг Тамара.
И вот в этот-то момент над самым ее ухом раздался негромкий голос судьбы:
— Милая девушка, простите, можно с вами поговорить?
Тамара обернулась. Голос принадлежал пожилому мужчине в красивом кашемировом пальто. Мужчина был загорелый и симпатичный, на подбородке у него темнела маленькая бородка, похожая на плевочек.
Несмотря на то что лицо у незнакомца было располагающим, Тамара ответила ему грубо и неприязненно (так, как учила ее отвечать незнакомцам мать):
— Вам чего, мужчина?
— Позвольте представиться: Александр Сергеевич.
— Пушкин? — неумышленно съязвила Тамара.
— Увы, — улыбнулся незнакомец. — Всего-навсего Самойлов. Вот моя визитная карточка.
Он протянул Тамаре маленький картонный прямоугольничек.
«Шли бы вы, товарищ Самойлов, своей дорогой», — хотела ответить Тамара, но почему-то не ответила. Она взяла визитную карточку и пробежала ее взглядом. На карточке было написано следующее: «Самойлов Александр Сергеевич. Агентство „Грация“, продюсер».
Тамара хотела вернуть карточку незнакомцу, но тот отрицательно покачал головой:
— Оставьте ее у себя. Вдруг пригодится.
Тамара пожала плечами и положила визитку в карман куртки. Господин Самойлов тем временем продолжал ее разглядывать.
— Ну как? — приветливо спросил он. — Теперь я вызываю у вас больше доверия?
Тамара хотела кивнуть, но на всякий случай остереглась и недоверчиво хмыкнула.
— С какой стати? Это же не паспорт.
— Вы правы. Но паспорт я, к сожалению, забыл в гостинице. Придется вам пока что поверить мне на слово. Милая девушка, могу я узнать, как вас зовут?
— Тамара, — сказала Тамара.
— Приятно познакомиться.
Господин Самойлов потянул ей руку. Его карие глаза смотрели добродушно и приветливо, поэтому Тамара, секунду поколебавшись, пожала протянутую руку. Ладонь у Самойлова была мягкой и теплой. Он на секунду задержал руку Тамары в своей руке и зачем-то осмотрел ее пальцы. Видимо, он остался доволен увиденным, поскольку улыбка его стала еще шире, а взгляд теплых карих глаз еще приветливей.
— У вас красивая рука, — сказал он. — И изящные пальцы.
Тамара с удивлением посмотрела на свою руку, потом (с еще большим удивлением) на господина Самойлова.
— Издеваетесь? — спокойно спросила она.
Мужчина качнул головой:
— Нисколько. А разве вам никто этого до сих пор не говорил?
— Не было желающих, — усмехнулась Тамара.
Вид у господина Самойлова был удивленный.
— Странно, — произнес он и почесал пальцем переносицу. — Боюсь предположить… Но неужели вам никто не говорил, что вы по-настоящему красивы?
Теперь уже Тамара была сбита с толку. Красива? Он что, с луны свалился? Если так, то следует признать, что у них там, на луне, очень странные представления о красоте.
Или все-таки издевается?
Тамара внимательно посмотрела на Самойлова.
Да нет, непохоже. Может, он сумасшедший? Да нет, и на сумасшедшего вроде непохож. Тогда что?
И тут Тамара поняла. Мамин голос отчетливо прозвучал у нее в ушах: «Все мужчины хотят от женщины только одного».
Так вот оно как бывает! Вот как, значит, это происходит. Подсаживается такой вот благообразный господин к какой-нибудь юной дурехе и начинает нашептывать ей красивые слова. Дескать, и руки у тебя красивые, и сама ты — Клавдия Шиффер. И вообще, не пойти ли нам ко мне домой, попить кофейку?