Жестокая сказка
Шрифт:
Андрей потер лапы, утром он опишет план «своим», что на него скажут орчанки и Олаф. Мнение Лани не спрашивалось, она будет тяжелым штурмовиком…
Нарушая предрассветную тишину подал сигнал один из свободных следящих модулей, следом, буквально через пару мгновений заверещала объемная «паутинка» — к монастырю быстро приближалось два десятка низколетящих грифонов. Тарг! Как не вовремя! Накаркал гостей!
Из палаток, на ходу надевая брони и сброю, выскочили орчанки. Олаф натягивал тетиву лука, из тула призрачно светились «огоньки».
Заверещала вторая «паутина», со стороны гор показалось еще три десятка верховых полуптиц. Сомнений не оставалось — на монастырь нагрянула армия. Неожиданно в небе загорелись мощные магические огни, Андрей нырнул в сэттаж, соединился с астралом и приготовился
— Мы не враги! — прозвучал над лагерем усиленный магией голос. — Прошу вас, не стреляйте, к вам вылетят три грифона.!
— Мы не враги! Прошу вас, не стреляйте, к вам вылетят три грифона, — повторно разнеслось над драконами и людьми.
От первой группы отделилось три полуптицы. Несущих по два всадника.
— Золотистые грифоны, — шепнул Тимур.
Грифоны величаво зависли над площадкой и часто хлопая крыльями, аккуратно приземлились. С первой полуптицы, стукнув резной тростью по мостовой и кряхтя, спрыгнул Мидуэль. Из-за спины второй вышли Мелима и, держащаяся за голову, Фрида…
Глава 3
ТЕНИ ПРОШЛОГО
Ты что-нибудь чувствуешь? — к Фриде подошла Мелима и пнула кончиком сапожка оплавленный камушек.
— Да, это был он. Я хорошо чувствую его ментослепок. Он стоял где-то здесь. — Фрида прошла несколько шагов по бывшей улице и остановилась, беспомощно оглядываясь вокруг. Невероятно, десяток домов был сметен с лица земли непонятным огненным смерчем. Что за магию здесь применили? — Холод и пустота. Керр ни о чем не думал, он плел заклинание.
— И убил десятки людей и магов одним движением руки, — проскрипел, появившийся из-за угла в окружении десятка телохранителей, Мидуэль. Рядом с эльфом вышагивал высокий худощавый норманн с нашивками сотника на рукаве.
Мидуэль остановился в нескольких шагах от Фриды и скомандовал телохранителям:
— Рамку. Быстро проведите замер плотности маны.
Как по мановению волшебной палочки на земле появился небольшой чемоданчик с вращающейся рамкой на крышке. Рядом с рамкой установили песочные часы.
— Отсчет пошел, — из часиков посыпался песок, эльфы считали полные обороты рамки. — Восемнадцать белл! Невероятно! Плотность магического поля выше, чем в мэллорновых пущах на четыре белл.
Фрида устало закрыла глаза и присела на аккуратную кучу кирпичей. Ужасно болела голова. Она как служебная собака искала Керра — только та ищет по запаху, а девушка по остаточному ментальному фону. Ей казалось, что они его вот-вот нагонят, но он постоянно исчезал с пути, появляясь не там, где его ожидали найти или хотя бы почувствовать. И вот опять они опоздали, позавчера вечером его видели на тризне, а утром гостиничный номер оказался пуст. Никто не видел, как он исчез из города. Сколько можно бегать впустую, она устала. Вампирша открыла глаза, сколько времени прошло после отъезда из дома? Две седмицы, а она никак не становится ближе к цели…
Порывы сильного северного ветра, цепляющегося своим прозрачным телом и руками-вихрями за стволы и ветки цветущих деревьев, срывали лепестки яблоневого цвета и кружили их в замысловатых хороводах то поднимая ввысь и заставляя вращаться в сложных па бальных танцев, то опуская вниз и роняя на землю подобно крупным снежным хлопьям. Дорожки сада на время покрывались белым дурманящим ковром, но следующим шалящим порывом, ветер, как беспечный котенок, опять поднимал лепестки и начинал бить их мягкими струистыми лапами.
Через открытую дверь балкона ветер заглядывал в комнату, легкие шелковые занавеси выгибались подобно парусам и, с тихим шелестом, на пол ложились белые обрывки цветов, подаренные неугомонным непоседой. Фрида сидела на постели и невидяще смотрела в одну точку не замечая ни цветущих садов за окном, ни бело-голубых шапок гор, ни раскиданных по склону белокаменных, словно игрушечных, домиков. Шалопай ветрюган не желал прекращать своих забав — занавеси резко всколыхнулись и взлетели под самый потолок, яблоневый цвет сорвало с пола и бросило девушке в лицо. От мягкого удара по щекам Фрида очнулась и встала с кровати, на мокрой от слез правой щеке остался висеть один лепесток. Вампирша плакала, первый раз за всю свою сознательную жизнь она дала волю слезам.
— «Взгляни на город и сады, посмотри на эти горы и Шепчущий водопад. Мы, очень скоро, все это можем потерять навсегда…» — сказал отец прежде чем покинул ее покои. — «Мир меняется, дочка, и меняется не в лучшую сторону. Вампиры больше не могут жить изолированно от остальных. Я не открою для тебя большого секрета, да ты и сама могла почувствовать это в Тантре. На нас надвигается война, которая не собирается пройти стороной, она придет на наш порог и сметет всех вампиров если мы не найдем себе сильного защитника, который нуждается в нас и который подойдет нам. Нам предлагают защиту, залогом и платой за нее должна стать твоя свадьба. Я понимаю, что ты чувствуешь. Ты не дочь главы клана и даже не дочь члена Совета кланов, но Рау выбрали тебя. Поверь мне, сын князя Неритэля совсем неплохая партия. Я не буду тебя неволить, брак будет заключен только с твоего согласия. Так я сказал Совету, так я говорю и тебе, но знай — от твоего ответа, ни много ни мало, зависит наше будущее. Тебе придется принять тяжелое решение. Может быть мои слова звучат пафосно, но лично я не хотел бы взвешивать на весах личное счастье и судьбу целого народа. Подумай…» — отец посмотрел на нее печальными глазами, грустно улыбнулся и скрылся за дверью. Фрида рухнула на кровать. Отец не врал. Соврать эмпату невозможно, можно не сказать всей правды, но не соврать. Отцовские эмоции были окрашены в ржаво-серые тона: грусть, печаль, сожаление от того, что все так получилось, далеко на заднем плане блестела гордость за дочь, легким запахом ванили, перед тем, как отец хлопнул дверью, пришло ощущение любви к родному чаду и надежда, что она будет счастлива. Будет ли?
«Я не буду тебя неволить. Брак будет заключен только с твоего согласия… но лично я не хотел бы взвешивать на весах личное счастье и судьбу целого народа».
Отец говорил красиво, его слова звучали веско и выспренно, еще бы… Он не врал и все сказал правильно, лишив тем самым дочь всякого выбора. Никто ее не поймет, она себя сама не поймет и проклянет навеки если из-за нее пострадает Клан. Так ее воспитали, так принято у вампиров — на первом месте стоят интересы народа и клана, затем все остальное. Отец говорил о ее доброй воле — на самом деле Совет уже принял решение, Фриду о нем ненавязчиво уведомили его устами. Она подошла к балкону и закрыла дверь, занавески повисли безжизненными отрезами материи. Вот и она как эта безжизненная ткань…
Тяжело жить не помня, что с тобой было последние три месяца. Усилия магов жизни ни к чему не привели, последний, самый старый маг высказался в том духе, что причиной амнезии явились какая-то душевная травма и внешнее магическое воздействие. Со временем память должна вернуться, время оно все лечит. Фрида оттянула широкий ворот ночной рубахи и посмотрела на грудь. Тончайшие, едва заметные шрамы были живым напоминанием о битве в которой она участвовала и которой не помнила. На сердце висел груз понесенной утраты, что-то теплое и родное осталось там, за гранью забытья. Мозаика воспоминаний собиралась с трудом, Фрида цеплялась за чужие рассказы и примеряла их к своим ощущениям, вылавливала крупицы памяти на задворках сознания. Что же произошло с ней тогда? Отец сказал, что ее, плавающую в коконе живительного геля, привезли Рау две седмицы назад. В Ортенской магической школе произошла какая-то заварушка, в которую она оказалась втянута, результатом чего явилось тяжелое ранение. Большего от него она добиться не смогла. Он предпочитал молчать, по его скупым словам и тщательно скрываемым чувствам было понятно, что знает он больше, если не все, только все равно не скажет. Мать смотрела на дочь с затаенной болью и жалостью, попытки что-либо выведать у нее тоже ни к чему не привели. На все вопросы звучал один ответ — тебе надо окончательно оправиться, волноваться для проведшей седмицу без сознания девушки вредно, все вопросы потом. Сплошной заговор молчания. Острой иглой в душе засела обида на родителей, втайне обрадовавшихся амнезии дочери и не сумевших скрыть своих потаенных чувств.