Жестокая жара
Шрифт:
Никки прослушала запись еще раз и еще. Она слышала знакомый разговор с матерью о специях, хлопанье дверцы холодильника, ее крики, стук упавшей телефонной трубки. Приглушенный мужской голос. Она остановила запись, прослушала снова. Снова и снова именно этот фрагмент.
В полдень Хит сидела на двенадцатом этаже здания на Йорк-авеню, в тишине кабинета психоаналитика, на приеме у доктора Лона Кинга. Никки рассказала доктору о своей записи и о том, что сегодня впервые за десять лет слушала ее, зная, что незнакомый голос принадлежит Петару.
— А почему
— У меня есть одна мысль… Может быть, я пытаюсь отрицать случившееся?
— Такая вероятность всегда существует, однако мне интересно, не простирается ли ваше любопытство дальше.
— Понимаете, именно это и вызывает у меня такое отвращение.
Он улыбнулся.
— Вначале так бывает со всеми. Какой бы устойчивой ни была ваша психика под давлением обстоятельств, Никки, с этим вам самой не справиться.
— Поэтому я позвонила вам.
— Я уверен в том, что вы не только заново переживаете душевную травму и чувство потери, вы также испытываете сильный гнев и ужас оттого, что вас предали. Не говоря уже о том, что вы в растерянности от сделанного в свое время выбора. Вы сами не знаете, правильно ли поступали, когда слушали внутренний голос. Как детектив — насчет расследования. Как женщина — насчет мужчин.
Никки откинулась на спинку кресла. Глядя на безупречный белый потолок, она попыталась прогнать растерянность и недоумение, вернуть в свой мир порядок, который царил там еще вчера.
— Я чувствую себя так, словно земля внезапно ушла из-под ног. Это касается не только расследования, но и всей моей жизни. Того, что я считала любовью. Я теперь не знаю, кому можно верить, а кому — нет.
— Я знаю, что для вас доверие — самое главное. Недоверие создает ощущение… хаоса.
— Да, — едва слышно отозвалась Никки. — Именно это я сейчас и чувствую. Я всегда представляла себе завершение дела моей матери иначе: безупречное, уверенное. А сейчас я как будто… — и она изобразила пальцем циклон.
— Охотно верю. Особенно после того, что вы узнали о бывшем бойфренде. Но, может быть, это чувство вызвано иной причиной. Может быть, вы настолько подчинили свою жизнь этому расследованию, что не знаете, как и зачем жить дальше после его завершения?
Никки села прямо и взглянула ему в лицо.
— Нет, я расстроена потому, что дело до сих пор не раскрыто, а я не хочу подводить мать.
— Вы не можете ее подвести. Ее больше нет.
— А человек, который приказал ее убить, до сих пор на свободе.
— Тогда вы будете и дальше делать то, что должны делать. Я знаю это потому, что у вас собственный взгляд на отпуск.
Она кивнула, но не улыбнулась.
— Я хочу попросить вас сохранять хладнокровие, как бы тяжело это ни было. Недоверие порождает недоверие. Оно подобно вирусу. Вы не сможете выполнять свою работу — и жить тоже не сможете, — пока сомневаетесь в собственных решениях. Вы станете подобны выбежавшему на дорогу оленю, который превращается в ледяную статую в свете фар и стоит до тех пор, пока его не собьет машина. Кому вы доверяете больше всех, Никки?
— Руку.
— Вы можете обсудить с ним свое состояние?
— Конечно, — пожала плечами Никки.
— Откровенно? —
— Нет, сейчас я не одинока. У меня есть Рук.
— И вы ему полностью доверяете?
Он не требовал ответа, однако, прежде чем продолжить, подождал несколько секунд, и тишину нарушало только негромкое тиканье часов.
— В тот или иной момент жизни человеку приходится решать, чем из сокровенного поделиться с другими людьми. С коллегами по работе. С друзьями. С возлюбленными. У вас с Доном были чисто физические взаимоотношения, вы не вели разговоров о личном. Это работало потому, что ваши цели были одинаковы. Ни вас, ни его не интересовали чувства партнера. Но это единичный случай. Возможно, вы захотите открыться другому человеку до конца, однако, судя по нашим беседам, это маловероятно. Поэтому в перспективе может случиться так, что Рук захочет заглянуть к вам в душу глубже, чем вы ему позволяете. И отказ может обидеть его. Не сейчас, но однажды вам придется встать перед выбором, и тогда вы или впустите его, или нет. В первом случае ваш панцирь может дать трещину, и вам придется иметь дело с последствиями. Я надеюсь, что вы примете решение, о котором вам не придется жалеть.
Когда Никки вышла на улицу, в голове ее теснилось еще больше вопросов, чем перед визитом в кабинет врача, но одна позитивная вещь все-таки появилась. В этот день желтый фургон с бельгийскими вафлями остановился на время ланча совсем неподалеку, на Йорк-авеню. Стоя в очереди, Хит колебалась между сладкой и острой начинкой и в конце концов решила выбрать смешанный вариант — вафли с беконом и сиропом. Она съела их, расположившись на скамейке под канатной дорогой, идущей на остров Рузвельта. Покончив с едой, Никки еще какое-то время сидела, глядя на красные кабинки с пассажирами, проплывавшие над ней в сторону Ист-Ривер. Ей так хотелось, чтобы все ее тревоги и заботы можно было засунуть в такую кабинку и отправить куда-нибудь далеко по стальным канатам. Но это была только мечта. Это стало ясно, когда рядом с ней уселся агент Барт Каллан из Департамента внутренней безопасности.
— Вам нужно попробовать «Throwdown», — начал он. — Это даже лучше вафель Бобби Флэя. [149]
— Неужели у вас, ребята, нет электронной почты? Может, вместо того чтобы подстерегать на улицах, вы в следующий раз вежливо пригласите меня побеседовать за столиком в ресторане?
— И вы, разумеется, придете, да?
— Попробуйте, агент Каллан. В прошлый раз я уже говорила: если ко мне обращаются по официальным каналам, я всегда готова к сотрудничеству.
149
Роберт Флэй (р. 1964) — известный американский шеф-повар, ресторатор, участник реалити-шоу.