Жестокие игры в любовь
Шрифт:
Справедливости ради стоит сказать, что не так уж сильно они и заблуждаются. И правда ведь – подобных дур хватает.
Почему сразу дуры? Да потому что нормальная разве станет увиваться за таким павлином, забыв о гордости? Разумеется, нет.
Мика с равнодушным видом отвела взгляд. Она уж точно на таких даже не смотрит. Но в следующую минуту их компашка опять всколыхнулась, разразилась возбуждённо-радостным: «Ооооо!».
Она вновь непроизвольно скосила глаза в ту сторону. Это парень в капюшоне покинул свой наблюдательный пост и со словами "учитесь, девочки" стянул
Под толстовкой у него ничего не оказалось. Голое тело. Мика поёжилась – ещё довольно тепло, конечно, но всё же далеко не лето. Впрочем, ясно было, что он просто красовался, мол, посмотрите, какой у меня атлетический торс, какие литые мускулы.
Он не был таким мощным и крепким с виду, как блондин, скорее, выглядел гибким. Очень даже неплохо выглядел, по правде говоря, но это его явное самолюбование… Мика усмехнулась: ну и нарцисс.
А дружки его снова принялись считать вслух.
Мика от души пожелала ему продуть блондину, но тот его всё же обошёл, хоть и последние пару раз подтянулся с большим трудом. Затем плавно соскользнул с турника, отёр ладони о джинсы и неспешно, с самодовольной улыбочкой двинулся к своим. Взял из рук полненькой девчонки свою толстовку, но перед тем, как натянуть, бросил взгляд на Мику и весело подмигнул.
Мика про себя фыркнула: «Ну всё, герой».
– Онегин – красавчик, таки уделал Лёху, – резюмировал кто-то из парней.
– Лёха, не хочешь ещё разок попробовать? Перебить Жэку? – спросил мелкий. Мика аж чуть не поперхнулась: Евгений Онегин? Серьёзно? Но нет, это, видимо, оказалось его прозвище.
– Медаль тебе, Колесников, – добродушно отмахнулся блондин, оставив тому лавры победителя.
Однако Тиша не стала целовать этого Онегина-Колесникова, она вообще старательно делала вид, что не замечает его. Там явно чувствовалась какая-то драма, Мике даже любопытно стало. Но в следующую секунду сердце, ёкнув, пропустило удар, а вдоль спины пополз мерзкий холодок.
К подъезду подкатила знакомая серебристая иномарка. Мика испуганно отпрянула и заскочила в комнату. А спустя пару минут в дверь позвонили.
– Не открывай, это отчим, – взволнованно зашептала Мика, но бабка, конечно, открыла. Когда и кого она боялась?
– Я приехал за Микаэлой, – сообщил Борис Германович сухо.
– Ишь, за Микаэлой он приехал, – фыркнула бабка. – Кто тебе её отдаст, такой паскуде? Совести ещё хватило сюда припереться.
Борис Германович изо всех сил пытался сохранить внешнее спокойствие и не реагировать на оскорбления, но уголок рта у него заметно подёргивался.
– Не знаю, что вам Микаэла понарассказывала, но это всё враньё.
– Да? И что именно враньё? – с деланной невозмутимостью спросила бабка.
– Ну… то, что она рассказала, – растерялся отчим. – Не первый раз она уже пытается…
– А что она рассказала? – перебила его бабка, по-хозяйски сложив руки на мощной груди.
Он занервничал, забубнил что-то невнятное. Потом решил зайти с другого бока:
– Микаэла должна жить с матерью, а не тут!
– Вот как?! Глядите-ка, тут у нас кто-то раскомандовался! Я тебе так скажу: Микаэла должна жить там, где её не будет лупцевать гнус вроде тебя. А рассказать тебе, что должна сделать с тобой полиция? Или сам догадаешься? Побои мы сняли, чтоб ты знал. Так что жди… Пшёл вон отсюда, червяк.
Борису Германовичу ничего не оставалось, как капитулировать.
– Ба, круто ты его! – Мика, помявшись, порывисто шагнула к ней и обняла.
– Ну-ну, всё… – неожиданно смутилась бабка. – Лучше скажи, ты раскладушку у Ивлевых взяла?
– Там дома никого не было, – Мика, выпустив бабку из объятий, отступила на шаг.
– Ну, ещё раз сбегай. Сейчас поужинаем и сбегай. А то где спать-то будешь? На коврике? Я тебе свою кровать не уступлю.
6
Сорок вторая квартира была двумя этажами выше, на четвёртом. На этот раз, позвонив, Мика услышала в глубине шаги. Щёлкнул замок, дверь открылась, и Мика с удивлением узнала того самого блондина. Лёшей его, кажется, называли. Стало немного неловко.
– Привет, – тем не менее улыбнулась она.
– Привет, – настороженно глядя, ответил блондин.
Вблизи он оказался ещё более рослым и крупным. Не толстым, а именно могучим. Этакий русский богатырь. Коротко стриженный ёжик светлых, добела выгоревших на солнце волос. Открытое мужественное лицо, хмурые брови, серьёзный взгляд, если не сказать суровый.
– Я из тридцать четвёртой квартиры, я внучка Анны Михайловны. Она сказала, что у вас можно одолжить раскладушку.
Богатырь несколько секунд смотрел на неё, соображал.
– А-а… Да? Я не знал, что у неё есть… Раскладушку? Конечно. Сейчас сниму с антресолей, ты проходи.
Мика шагнула в тесную прихожую. Осмотрелась, но особо ничего разглядеть не успела, кроме того, что понизу обои в прихожей были ободраны.
– Это у нас кот хулиганит, – вернулся блондин, неся в руке сложенную раскладушку в чехле.
– Я так и подумала, – смутилась Мика. И чего она так уставилась на эти несчастные обои? Неловко получилось.
– А как зовут тебя, внучка Анны Михайловны?
– Микаэла.
Хотя она привыкла к сокращённому имени, но представлялась всегда полным.
– Прикольно, красивое имя, – улыбнулся он и протянул ей свободную руку. – Алексей. Можно просто Лёша.
Улыбка ему шла – она казалась искренней и доброй и невольно вызывала желание улыбнуться в ответ. Так Мика и сделала.
– Очень приятно.
Она потянулась к раскладушке.
– Я отнесу. Чего ты будешь таскать… – забормотал он.
Сунул босые ноги в шлепки, выдернул из замка ключ и вышел в подъезд.
Мика последовала за ним.
– А надолго ты сюда? – не оборачиваясь, спросил Лёша.
– Не знаю пока.
– А откуда ты?
– Я в центре жила. На Карла Маркса.
– У-у, ничего тебя занесло… А учишься где-нибудь?
– Да, в двадцать четвёртой.
– Это ж тоже в центре? А в каком ты классе?
– В одиннадцатом.