Жестокие святые
Шрифт:
Остия недоверчиво покосилась на него:
– Он уже целую вечность вытирает об тебя ноги.
– Ты тоже так думаешь?
Серефин уже несколько лет не мог передохнуть. Это не удивляло, пока он находился на фронте, но стоило ему вернуться в Гражик, чтобы напомнить жителям страны о том, что у них есть принц, как его отправляли обратно. Он утомился, стал невнимательным, и казалось, стоило его коснуться, тело тут же развалится на куски. Ему совершенно не хотелось ввязываться в политические игры по возвращении в Транавию, но такой была его судьба.
Остия правильно сказала,
Спрыгнув со стены, Серефин чуть не поскользнулся, но удержал равновесие и повернулся к друзьям.
– Как думаете, у нас получится разыграть хороший спектакль?
– И что ты задумал? Что еще за спектакль?
– Если это Равалык, то да, – сказал Кацпер.
– Бессмысленный спектакль для дворянства, – сказал Серефин, а затем пожал плечами и добавил: – За этим кроется что-то еще. И мне придется узнать, что именно. Но не думаю, что меня это обрадует.
Остия сузила глаза:
– Узнаю этот взгляд. Что ты задумал?
Серефин и сам не был уверен, что именно сделает. Его не покидало нехорошее предчувствие, вьющийся внутри страх, который вызывал опасения и не позволял бездумно лететь в столицу и играть там роль принца. Может, на него так повлияли смерть и разрушения, которые он видел каждый день на протяжении последних лет. А может, просто лишился рассудка. Но в любом случае это чувство никуда не девалось.
– А что, если отец воспользуется Равалыком, чтобы усадить на трон свою марионетку? Кого-то, кем можно манипулировать. – Серефин был слишком самоуверенным, слишком сильным и представлял собой слишком большую угрозу для власти Изака Мелески. – Если он таким образом свяжет кого-то с троном, а потом со мной произойдет несчастный случай… – Он замолчал.
– Ох, – вздохнула Остия.
– Насколько параноидальными кажутся мои слова?
– Очень.
Он кивнул.
– Я командую войсками уже три года, – тихо сказал он. – И знаю, что нельзя вступать в сражение, если нет продуманной тактики. А еще без разведки никак. Так что мне придется отправиться домой и уже на месте оценить, что же там творится, а затем при необходимости разобраться с происходящим. Может, мне просто предстоит сыграть принца в дешевом спектакле. А может, этим все не ограничится. Так давайте отправимся туда и узнаем, каким будет это сражение.
И с этими словами Серефин начал спуск по семи тысячам ступеней.
8
Надежда Лаптева
«Божидарка не только богиня видения, но и богиня пророчеств. Будьте осторожны, ее дары могут сломить разум простого смертного, а ее милости не так уж легко истолковать».
Они больше ни слова не сказали о своих планах убить короля. После того как Надя неверующе пробормотала, что это невозможно, Париджахан предложила продолжить разговор утром.
Убийство транавийского короля могло положить конец войне, и к тому же – что для нее было более значимым – стало бы небольшой расплатой за смерть Кости. И ради этого она готова была рискнуть. Надя не знала, возможно ли это, – и сильно сомневалась, что все получится, – но после этих слов стала лучше относиться к аколийцам. Хотя все еще ждала удачного момента, чтобы воткнуть один из своих ворьенов в сердце транавийца.
Всю ночь Надя проворочалась в холодной комнате на жесткой кровати под тонким одеялом, украденным у транавийских солдат. Встав еще до рассвета, она выскользнула за дверь и пошла по коридору. Она привыкла просыпаться до восхода солнца, чтобы помолиться богам, и ей хотелось найти для этого подходящее место.
Когда Надя вышла из комнаты, Анна еще спала. В пустом святилище за столом сидела Париджахан и рассматривала разложенные перед ней потрепанные карты.
– Ты всерьез говорила об убийстве короля? – спросила Надя, усевшись напротив аколийки.
– Думаешь, я стала бы шутить о чем-то подобном? – не поднимая глаз, ответила Париджахан. Свои темные волосы она заплела в косу и перекинула ее через плечо. – Раньше нас было больше. Парень, лишившийся всего, когда транавийцы сожгли лес, благодаря которому выживали он и его семья. Девочка, выросшая в лагере беженцев. Брат и сестра из калязинской Новиркрии, которых призвали в ряды армии еще в детстве, но затем дезертировавшие оттуда.
Деревня Новиркрия находилась недалеко от южной границы, близ Лиднадо, маленькой страны, которая одинаково ненавидела обоих своих соседей и чудесным образом не вмешивалась в войну все столетие.
«В этой стране осталось так мало верующих», – заметила Марженя.
– Что с ними случилось? – спросила Надя.
– Эта страна, эта война. Брату и сестре пришлось сбежать на север, чтобы их не поймали калязинские солдаты, а следом ушли и другие.
Но двое аколийцев и транавиец остались?
В комнату незаметно вошли остальные. Анна села рядом с Надей и положила голову ей на плечо.
– Ну, мы все еще здесь, – сказала она.
– И нет Верховного принца, – отметила Париджахан.
Рашид принес еду: миски с кашей – жидкой баландой, которая была хорошо знакома Наде, – и буханку черного твердого хлеба. Оставив все это на столе, он свернулся калачиком на груде подушек в углу. Юноша был одет в многослойный коричнево-золотой аколийский наряд с длинными рукавами с разрезами.
– Почему никто не предупредил меня, что калязинские убийцы так рано встают? – зевнув, поинтересовался он.
Малахия вошел в комнату, сжимая в руке полбуханки хлеба. Выглядел он так, словно и вовсе не спал. Его длинные волосы спутались, а под бледными глазами виднелись темные круги. Он плюхнулся на подушки рядом с Рашидом и закрыл лицо ладонью.
– Они и не встают, это делают лишь монахи, потому что в три часа ночи их призывают на молитву, – сказала Надя.
– И они еще нас называют варварами, – задумчиво пробормотал Малахия.